Книга Розы - Си Джей Кэри

флакон с солями для ванны, источающий божественный аромат. На ужин, объявил Мартин, будет стейк со спаржей и бутылка «Шатонёф-дю-Пап». Потом они пойдут в ночной клуб, куда ходят партийные бонзы. В этих местах нужно остерегаться — полиция нравов психует, когда офицеры СС появляются с женщинами, с которыми не состоят в браке, но в «Чиро» и «Эльдорадо» безопасно. Там бывает Геббельс, а он не из тех, кто нервничает при виде сотрудников Министерства культуры в обществе красивых девушек. Главная опасность — как бы Роза не понравилась ему самому.

Мартин откинулся на мягкое бархатное изголовье, закурил сигарету и с наслаждением втянул дым ароматного турецкого табака.

— Чем я занимаюсь? Я пишу речь протектору. Поскольку Экберг и двух слов связать не может, обычно этим приходится заниматься мне, но на сей раз я не возражаю. Даже интересно. Тема — стремление к совершенству. Розенберг считает Англию идеальным вариантом для воплощения его идей, касающихся превосходства арийской расы и социальной иерархии.

— Постой… неужели он думает, что в Англии лучше, чем здесь?

Роза вытянулась на чистых хрустящих простынях из натурального хлопка. Она не доставала кончиками ног до конца матраса, и никогда в жизни ей не приходилось лежать в такой мягкой постели. Утопая в пахнущих свежестью подушках, наполненных гусиным пухом и в накрахмаленных наволочках, она чувствовала себя словно в свежем шелковистом коконе, ласкающем кожу. От окружавшего ее со всех сторон комфорта и приятных ощущений она испытывала небывалый душевный подъем.

Нежась в этой чудесной спальне в предвкушении роскошного ужина, Роза, чувствуя себя свободнее, заговорила более откровенно, чем осмелилась бы дома.

— Никогда в жизни не видела ничего подобного. Дома, еда, машины, люди… Здесь даже цветы красивее. Эти розы… — Она глянула на пышные бутоны с еще не просохшими каплями росы, которые материализовались у кровати. — И кофе. Настоящий кофе, а не макфак!

Макфаком назывался кофе-эрзац, и переводилось это как «бурая земля». На вид он напоминал комбикорм и имел соответствующий вкус. В Англии никто уже и не помнил ничего другого.

— Это же рай, — промурлыкала она. — Я, конечно, люблю Англию, но…

Мартин терпеливо хмыкнул. Он обожал все объяснять.

— Ты не понимаешь. Когда протектор говорит о совершенстве, речь идет не о еде, кофе или машинах. Он имеет в виду идеи. Альфред Розенберг, видишь ли, это идеологическое сердце партии. Он ее гений и направляющий дух. Он много лет обдумывал и планировал, как построить новое общество, а когда Британия оказалась в Союзе, он начал с чистого листа, на котором можно рисовать что угодно. Поэтому первым делом он установил кастовую систему.

— Но почему это так важно?

— Иерархия общества — это основа основ. Иерархия существует везде. Все человеческие общества организуются в касты. Чем лучше организация, тем эффективнее функционирует общество.

— Ты имеешь в виду касты для женщин.

— В этом случае да. Женские касты первыми придумали индийские брамины, которых протектор Розенберг очень почитает. Он даже считает браминов арийцами, такими же, как мы. И в Индии кастовая система прекрасно работает. Сам Ганди назвал касты «духом общества».

— Всегда хотела спросить. Почему касты относятся только к женщинам? А мужчины?

— Потому что у женщин особая роль! Они могут то, чего не могут мужчины, они рожают детей! Сколько раз Вождь говорил о том, что самым важным гражданином в нашем обществе является мать! Если мы хотим добиться чистоты крови, с этого и нужно начинать. Необходимо контролировать деторождение. Обеспечить полный контроль над национальным племенным фондом. Сила каждого народа в его чистоте. Ведь это очевидно, правда?

— Пожалуй…

— А кроме того, — наклонившись, он сжал рукой ее грудь. — Ты, Роза Рэнсом, принадлежишь к элите. Ты — гели. И я что-то не слышал, чтобы ты на это жаловалась.

— А ты стал бы со мной спать, будь я не гели?

— Милая, если бы ты была не гели, это была бы уже не ты. Но раз уж ты вспомнила, что мы с тобой спим…

Мартин всегда был мягким и нежным в постели. Он приподнимался над ней и аккуратно раскладывал ее руки и ноги, словно дирижировал неслышным оркестром, играющим у него в голове. Он тщательно ласкал ее, педантично покрывая поцелуями ее груди и все тело, не желая пропустить ни сантиметра. Такие сексуальные приемы заставляли вспомнить его рассказы о занятиях столярным делом в детстве: все делалось тщательно, аккуратно, с почти анатомической точностью. Он очень заботился о том, чтобы она получала удовольствие, ему всегда хотелось добиться превосходного результата, и он то и дело спрашивал: «Тебе так нравится? А так?»

И все же ей никогда не удавалось полностью отдаться страсти. Она ни на секунду не могла забыть о его власти над ней.

Каждый атом ее тела содрогался от его прикосновений.

Глава одиннадцатая

За окном старые шпили и купола Оксфорда погружались во тьму. Роза села в кровати и достала портфель, чтобы просмотреть составленный заранее список вопросов. Она привезла с собой тетрадь и несколько ручек, чтобы собирать материал для книги протектора, и несколько своих конспектов с представлениями Розенберга о мифическом прошлом.

Прошлое и раньше напоминало минное поле, а особенно сейчас, в 1953 году. И это касалось не только периода сопротивления, остававшегося под полным запретом. Гражданам рекомендовали не говорить, а лучше всего и не вспоминать о так называемом старом режиме — десятилетиях до заключения Союза. Согласно официальной линии, размышления о прошлом грозили выпустить на свободу парализующие яды, пропитывавшие старое, разлагающееся общество: ностальгию, иллюзию самосознания, сентиментальность. Слишком много почета старикам с неверной памятью — дорогу молодым, их мечтам и амбициям! Протектор осуждал еврейских психологов и их новомодную «разговорную терапию». «Я предпочитаю знаменитую британскую сдержанность», — как-то высказался он (или автор его речи).

Роза прекрасно все это знала. Однажды в столовой она оказалась за одним столиком с Оливером Эллисом, и, пока он поглощал свою порцию макарон с сыром и тушеным черносливом, ей пришлось слушать его пространные рассуждения о теории протектора. Старомодная история теперь вне закона, объяснял он, ее заменила История с большой буквы «И». Только история Древнего мира признана здоровой, поскольку помогает гражданам Союза узнать о своих корнях и ощутить связь с дальними предками.

Однако это лишь усложняет выполнение ее насущной задачи. Роза могла сколько угодно обсуждать верования предков и не сомневалась, что фриды не откажутся от разговора — кто посмеет не подчиниться чиновнику из министерства, — но как ей распознать в этих разговорах намеки на бунт? Не задавать же старухам прямые вопросы. Нет никаких