Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране - Владимир Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Применяют забастовщики и хитрости. В Ахвазе забастовавшие рабочие захватили домостроительный комбинат. Губернатор бросил на них войска. Силы оказались неравными. Тогда забастовщики срочно вывесили портреты шаха и промонархические лозунги. Войска удалились, но… забастовка возобновилась.
…Из США срочно прибыл иранский посол Захеди. Он – личный друг шаха, шахини, постоянный пропагандист опасности, якобы исходящей для Ирана от Советского Союза. Становится вскоре известным: Захеди привез «советы» шаху от американского руководства – держаться твердо, на уступки оппозиции не идти.
…А по городу ползут слухи о возможном отречении шаха в пользу сына. И регентов называют различных. В их числе и Захеди…
…И уже известно, что сейчас ни шах, ни шахиня не могут приказать правительству осуществить тот или иной проект, как это было ранее само собой разумеющимся делом. Их указания могут быть только «предложениями», которые должны лишь рассматриваться правительством, оно и примет решение.
Это уже реальное ускользание власти из рук шаха.
Надо встретиться с ним самому. Что думает шах? И есть ли у него власть?
…Шах сидел сутулясь, похудевший, мрачный. В тишине приемной комнаты Ниаваранского дворца негромко звучали его слова. Он не понимает, что происходит, ведь он хотел лучшего – быстрого развития страны. С горечью сказал: цели «великой цивилизации» оказались недостижимыми, я что-то не учел, придется остановиться. Странно, заметил он, что в народе нет духовного единства, ведь цели-то «великой цивилизации» такие благородные. Сейчас – разброд, все чего-то требуют (это было сказано с отвращением – не привык шах к тому, чтобы от него требовали; просить – да, просили, но требовать?). Он готов разрешить деятельность различных политических партий, в том числе и левых, но – тут голос стал тверже – при непременном условии сохранения конституции, т. е. монархии.
Но… это возможно, если в стране будет «все нормально». Все дело в том, будет ли «нормально»? В этом он не уверен, беспорядки и разлад могут настолько усилиться, что события выйдут из-под контроля и тогда власть возьмут военные, даже без его, шаха, согласия.
Шах помолчал, затем почему-то тихим голосом сказал, почти прошептал:
– Я не хочу такого исхода…
Расстались, как всегда, у двери. Шах с трудом улыбнулся:
– Может быть, все обойдется.
Я как-то реально почувствовал, что это моя последняя встреча с шахом, он явно не чувствует смертельной угрозы….
«Новинка» в нашей жизни: перестали выходить газеты. Забастовка иранских газет после того, как в редакции пришли военные цензоры. Зато без газет – воля слухам и… обращениям Хомейни, «Национального фронта», Центрального стачечного комитета. Их воззвания расклеиваются на стены домов и заборов, около них толпятся люди.
16 октября – сорок дней после расстрела на площади Жале. Всеобщая забастовка, массовый выход на улицы, к которым призывали лидеры оппозиции, не состоялись. С самого раннего утра по улицам всех городов двигались грузовики с солдатами, бронетранспортеры, танки. Это была контрдемонстрация военной силы режима, готового безжалостно сокрушить оппозицию. На Бехеште-Захра вновь было много народу, в разных частях города произошли стычки, были и убитые – к этому уже иранцы как-то привыкли; говорят, например: убитых-то было немного – «всего-то» 6—10 человек.
Зато снята цензура с газет, они снова стали выходить и, как бы компенсируя себя за вынужденное молчание, помещают практически любые критические высказывания оппозиции (кроме, конечно, крайних – о свержении шаха, об этом оппозиция открыто речи еще не вела).
А забастовки начинают оказывать влияние и на нас. Получили сообщение, что на железной дороге, на советской стороне от Баку до пограничной станции Джульфа Советская, скопилось 2,5 тыс. железнодорожных вагонов с грузами для Ирана, а с другой стороны границы, в Джульфе Иранской, стоят около 1,5 тыс. вагонов назначением в Советский Союз. В Пехлеви, иранском порту на Каспии, болтаются на штормующем рейке и у причалов в ожидании разгрузки 12 советских грузовых судов, часть из них типа «река – море» с грузами с Балтики, им нужно разгрузиться и успеть уйти до прекращения навигации на Волге.
…Министр иностранных дел Англии Оуэн делает заявление, вызывающее взрыв негодования в Иране. В результате беспорядков, вещает англичанин, власть сначала могут захватить реакционные фанатики, а затем левые, за которыми появится Советский Союз! Неумная прошахская пропаганда, оскорбительная для иранцев самых различных слоев. Неудивительно, что мы замечаем в один из дней в конце октября, как английское посольство, что напротив нас через улицу, окружено плотными рядами солдат.
В конце октября остановлена подача газа в СССР, ввиду забастовок полностью прекратился вообще экспорт нефти из Ирана. Это самый сильный удар оппозиционного движения по режиму, тем более что требования нефтяников исключительно политические: отмена военного положения и освобождение всех политзаключенных. Как пойти шаху на их удовлетворение, что же останется тогда от его власти? Но и как прожить стране без нефтепродуктов и без иностранной валюты, которую приносит экспорт нефти?
Забастовала иранская авиационная компания «Иран эйр». Требования политические: долой деспотизм, свободу политзаключенным, судить бывших начальников и т. д. Иностранные самолеты не обслуживаются. В Мехрабадском аэропорту горы чемоданов. Американцы сами обслуживают свои «джумбо джеты» – «Боинги-747», которые двумя-тремя рейсами каждый день вытаскивают из Ирана тысячи своих соотечественников.
Посетил министра иностранных дел Афшара-Касемлю. Опять он принял не в министерстве, а в нерабочее время в своем роскошном доме. Суждения министра, по-моему, хорошо отражали умонастроения привилегированной верхушки иранского общества, оторванной от своего народа.
В чем причина ныне все обостряющейся борьбы?
– Слишком быстро было дано слишком много свободы (!).
Все большую организованность и согласованность выступлений оппозиционных режиму сил министр объяснил исключительно «интригами», направляемыми извне, действиями некоторых «подпольных политических сил». Это был опять намек на «действия коммунистов», поскольку министр несколько раз подчеркивал, что ни духовенство, ни «Национальный фронт» организаторскими способностями не обладают.
Афшар, кажется, искренне недоумевал, почему народ идет за Хомейни.
– Как же так! – восклицал он. – Сейчас Хомейни – национальный герой, хотя многие годы никто его в Иране и не знал, да и духовенство ведь тянет к средневековым порядкам!
По словам министра, шах отдал почти всю власть правительству, из членов правительства принимает лишь министров обороны и иностранных дел. Армия, уверял он, предана шаху, хотя и испытывает все большее беспокойство той ролью, которую ей приходится играть в подавлении внутренних волнений. На установление военной диктатуры шах не пойдет, уже поздно, страсти накалились и введение военной диктатуры лишь усилит кровопролитие, а шах «не хочет больше крови». Впрочем, в этом духе мне уже говорил и сам шах…