Зима 0001 - Евгений Прошкин

– Хорошо, – озадаченно ответил он.

– И еще. Я тебе про музей-то чего?.. много наболтал?

– Да не…

– И забудь. И ни гу-гу, ясно? По службе, если ты, допустим, рапорт каждый день пишешь… я не знаю, как у вас заведено. В общем, это другое дело. Я понимаю, где ты работаешь. А остальным – ни слова. Это не каприз, Аркаша, это необходимость. Лучше б ты, конечно, и в рапорте не указывал. Я сам доложу. Когда разберусь до конца.

– Какой рапорт, Егор, вы о чем?

– Ну и хорошо. И машину! Пусть все винтики обнюхают, все гаечки.

Егор скорым шагом направился к дверям. Выходившая на улицу женщина уступила ему дорогу – в дневное время человек без плаща был на Близнеце редкостью.

Выпив стакан содовой из бесплатного автомата, Егор достал носовой платок и замер. Потом со страхом оглядел вестибюль – кажется, никто не заметил. Пошатываясь, он добрел до ряда глубоких кресел и ухнул в крайнее. Собравшись с духом, он разжал кулак – на платке были завязаны четыре узелка.

– Гражданин Соловьев! – Окликнул его дежурный портье. – Егор Александрович!

– А?.. Гм… – Выдавил он, судорожно пихая платок в карман.

– Вам тут кое-что просили передать. Послание.

– Послание?..

Он взял из рук дежурного сложенный листок и бессильно потащился к лифту.

– Срочное, – предупредил портье.

– Благодарю.

Егор развернул записку. Там было всего три слова:

НА ПЯТОМ ЭТАЖЕ.

В конце стояла точка. Значит, это не с Земли. Это не Близнецу.

– Вы что-то сказали? – Улыбнулась незнакомая женщина.

Егор не ответил, лишь посмотрел – так, что она отошла от кабины.

Дождавшись лифта, он шагнул в него, будто в пропасть, и несгибающимся пальцем ткнул в «пятерку».

На пятом почему-то никто не жил. Егор обошел просторную, неправильной формы, площадку – все десять квартир были открыты для осмотра, и на каждой из десяти дверей висела броская табличка

«СДАЕТСЯ/ПРОДАЕТСЯ».

Егор побродил по этажу, заглянул в подсобное помещение, на аварийную лестницу и даже в технический ствол со множеством кабельных стояков. Он уже собрался подняться к себе, как из угловой студии, точной копии его собственной квартиры, донесся голос Топоркова:

– Сюда, сюда, Соловьев. И заприте дверь.

Он юркнул в комнату и растерянно остановился посередине – здесь, как и везде, было пусто.

– Соловьев! – Позвали его сзади.

Обернувшись, Егор увидел включенный монитор и пугающе большое лицо Сергея Георгиевича.

– Добрый день, – сказал он.

– Да уж не добрый, Соловьев. Куда как не добрый.

Егор занервничал. Аркадий не мог доложить, не успел бы. Когда они подъехали, записка уже лежала. А если и успел – что докладывать? Съездили в музей. И все. Странника Аркадий не видел, он ведь жив, не разбился. Не было ничего. Сон.

Егор пощупал в кармане платок – узелки не исчезли.

– Дверь закрыта? – Спросил Топорков.

– Вроде…

– Пытались связаться с вами в машине, но что-то не вышло. Куда вы там пропали? Хотя, может, оно и к лучшему. Беседа сугубо конфиденциальная.

Он уже в курсе, что Маришка живет у меня, отметил Егор. Фирма.

– Мы перехватили любопытную передачу, – нехорошо покачивая головой, сказал Топорков. – Не ту, которыми вы занимаетесь, но тоже зашифрованную. Мы ее расшифровали. Оч-чень, знаете ли… Адрес – одна из баз на Западе. База отнюдь не рыболовецкая. И, что примечательно, передача шла из вашего дома. Вот так вот, Соловьев.

– Этого не может быть!

– Разыгрывать подчиненных не в моих правилах. Поэтому определимся сразу: реплики типа «ты шутишь» оставим для жен и любовниц.

– Вы меня подозреваете?

– Эх, Соловьев, если б вас подозревали, беседа была бы менее теплой. Давайте по существу. В вашей квартире нечисто. Кто-то слушает спецканал.

– Вы говорили, это исключено.

– Я говорил – в него нельзя влезть. И в него не влезли. Они считывают информацию с монитора, саму картинку. Гениально просто! Но для этого им пришлось у вас обосноваться.

– Прямо с монитора? Дом напротив! – Вспомнил Егор. – Они могли в окно…

– Передача шла из вашей квартиры, – повторил Топорков. – Вы должны искать не оправдания, а решение проблемы.

– Маришка…

– Что Маришка?

– Не та, не ваша.

– Я понимаю, что ваша, – произнес он с ударением. – Проверка пока ничего не дала. Кто кроме нее? Соседей мы тоже щупаем. Тоже – ноль.

– Больше никого.

– Думайте, Соловьев! Разносчики, рекламные агенты, техники…

– Голенко заходил. Вернее, не заходил – так, на пороге постоял. Техники?.. Нет. Давно их не вызывал. У меня ничего не ломается, ломаться-то нечему. На днях мажордом заменил, но тут уж я сам справился. Это и ребенок…

– Мажордом? Сейчас, я посмотрю свои…

Топорков пропал с экрана и вернулся с какой-то распечаткой в руках.

– Мы его, когда канал подключали, до самых кишок… У вас примитивный аппарат, вы его, кажется, Холуем зовете. Что ж. Своеобразно.

– Вы ошибаетесь, Сергей Георгиевич. Холуй у меня был раньше. А теперь Сосед.

Егор набрал воздуха и занял убедительную позу – сейчас он все объяснит, это же элементарно. Немного подумав, он выдохнул и встал в прежнее положение. Элементарно, да не совсем…

Егор попробовал восстановить хронологию: на фирму он ездил два раза, и спецканал, правда, без доступа, уже существовал. Значит, сначала настроили канал, потом появился Сосед, потом он поехал на собеседование – первый раз. Тогда он от работы отказался. А канал уже был. Или нет, это началось с того, что его уволили из метеослужбы – естественно, по указке Топоркова. То есть на фирме все знали заранее…

Да ничего они не знали, обозлился на себя Егор. Они так же путаются, а может, и похлеще. То, что он принял за петлю во времени, оказалось вовсе не петлей, не кольцом. Какая-то загогулина – дикая, изогнутая…

– Сергей Георгиевич, у меня к вам разговор. Хорошо, что мы здесь… В смысле – я здесь. Не хотелось бы, чтоб Маришка… Моя Маришка, Стоянова… ну, ладно. А разговор серьезный, очень. Серьезней даже, чем шпионы. Не знаю, связано ли это с нашим сигналом, только все, что со мной происходит, получается связано – с ним.

– Слишком длинное вступление, Соловьев.

– Я не аналитик, Сергей Георгиевич. И никогда им не был. Теперь, наверно, подробней?