Помело и волшебная шишечка от кровати - Мэри Нортон

— Немного.

Эмилиус сел на табуретку и взял несколько нот, прикрыв глаза так, словно прислушивался к тону. Затем, кивая головой и быстро перебирая пальцами, сыграл небольшой отрывок из Вильяма Берда. Играл он с большим чувством, но в то же время сдержанно. Мисс Прайс была приятно удивлена.

— Очень мило, — призналась она, затем, быстро взглянув на часы, поднялась и принялась убирать со стола.

— Это было чудесно! — воскликнула Кери, вскакивая, чтобы помочь мисс Прайс. — Пожалуйста, сыграйте еще!

Эмилиус посмотрел на нее и слегка улыбнулся.

— Saepe labat equus defessus[1], — объяснил он и перевел взгляд на мисс Прайс.

Лицо мисс Прайс осталось бесстрастным.

— Да, вполне, — согласилась она неуверенно.

— Или, может, — продолжил Эмилиус, — лучше было сказать «Mira mimia oculos inebriant»?[2]

— Ну, — хихикнула мисс Прайс, — это уж как вам будет угодно, — и она с излишним, как показалось Кери, шумом принялась собирать тарелки.

— Может, — неуверенно сказал Чарльз, — он имеет в виду, что устал с дороги…

Мисс Прайс густо покраснела:

— Ах да! Конечно! Как это глупо с моей стороны! Чарльз, дорогой, возьми этот стул и поставь под шелковицей, чтобы мистер Джонс мог спокойно отдохнуть…

Она озабоченно оглядела комнату.

— Надо найти ему что-нибудь почитать. Где «Дейли телеграф»?

Найти «Телеграф» они не смогли, но вместо этого нашли книгу под названием «История Англии для самых маленьких».

— Она наверняка ему подойдет, — настаивал Чарльз. — Я имею в виду, что все, начиная с главы седьмой, для мистера Джонса будет новостью.

Они вышли через заднюю дверь, чтобы Эмилиус смог осмотреть кухню. Его удивлению и восхищению не было конца. Ему нравилось все: электрическая плита, пластмассовая полка для тарелок, раковина из нержавеющей стали. Выражал он свое восхищение в довольно странной, поэтической форме. Мисс Прайс была чрезвычайно польщена.

— Холодильник я себе позволить не могу, по крайней мере, пока, — сказала она, нежно поглаживая сверкающую поверхность раковины. — Но и это довольно красиво, не правда ли? Сорок три фунта семь шиллингов и десять пенсов без работы водопроводчика. Но на такое денег не жалко.

Лишь в саду Эмилиус окончательно пришел в себя. Его знание растений поразило даже мисс Прайс. Он рассказывал ей о бесчисленных способах применения того, что казалось самым обычным сорняком. Мальчик, который развозил молоко (он работал на мистера Биссельвейта), прекратил свистеть и уставился на Эмилиуса.

Эмилиус, одетый в длинную бархатную мантию, гордо, с чувством собственного достоинства, пересек лужайку. Через минуту свист возобновился, и мальчишка, по обыкновению, небрежно скинул с повозки флягу с двумя пинтами молока.

Оставив Эмилиуса с книгой в тени шелковицы, Чарльз и Кери отправились в спальню мисс Прайс.

— Мисс Прайс, — прошептала Кери, словно Эмилиус мог ее услышать. — Он вам нравится?

Мисс Прайс стелила постель. Она остановилась, держа простыню в руках.

— У него есть индивидуальность, — сдержанно сказала она.

— Только подумайте, — продолжила Кери, — о скольких вещах вы сможете поговорить! Вы даже еще не начали…

Мисс Прайс нахмурилась.

— Н-да, — протянула она неуверенно, — такая возможность выпадает один раз в жизни.

Мисс Прайс повернулась и села на край кровати.

— Думаю, мне лучше быть совершенно откровенной, — объявила она. — Он может остаться, но только при одном условии.

— Каком? — взволнованно воскликнули ребята.

Кончик носа мисс Прайс слегка порозовел.

— Надо убедить его принять ванну. А еще его надо постричь.

— О, я уверена, он охотно согласится на это! — поспешила заверить ее Кери.

— А его одежду мы отправим в чистку.

— Но что же он будет носить все это время?

Мисс Прайс задумалась:

— У меня есть старый костюм отца… и еще кое-что в сундуке…

Кери и мисс Прайс оставались в комнате, в то время как Чарльз энергично убеждал Эмилиуса, сидящего под шелковицей, последовать их совету. В тихом летнем воздухе звук его голоса был хорошо слышен из окна. Голос Чарльза звучал монотонно, зато Эмилиус разговаривал на повышенных тонах. Казалось, разговор никогда не закончится. Несколько раз повисали долгие паузы. Кери закрыла глаза и стала терпеливо ждать: она знала, что дело было не из легких. Наконец она увидела, что Эмилиус встает. Когда две фигуры приблизились к дому, Кери юркнула в комнату, успев, правда, услышать последнюю фразу Эмилиуса:

— Да будет так. Если это обычай, то его надо чтить. Но, предупреждаю, мой дядя умер от малярии, которая развилась у него от слишком частого мытья.

Подготовка ванны для Эмилиуса была особой церемонией. Мисс Прайс откопала в шкафу пушистое полотенце и чистое хлопчатобумажное кимоно, украшенное на спине букетом цветов.

Кери довела воду до кипения, потом разбавила ее холодной и бросила в ванну горсть морской соли. Затем расстелила на полу коврик и закрыла окно. Чарльз объяснил Эмилиусу, как управляться с кранами, после чего попросил оставить свою одежду за дверью.

Эмилиус был в ванной очень долго. Дети ходили на цыпочках, отчего-то сильно нервничая, словно в ванной шла сложная хирургическая операция.

Через некоторое время они услышали, как гость принялся крутить краны, громогласно распевая песенку на стихи Шекспира и пытаясь ею перекрыть шум текущей воды.

— Похоже, ему понравилось, — заметил Чарльз.

Наконец Эмилиус закончил купание. Мягкие, пепельного цвета волосы небрежно падали ему на лоб, делая Эмилиуса по меньшей мере лет на десять моложе. Старомодный костюм прекрасно подошел. «Видимо, отец мисс Прайс был таким же худым и костлявым, как его дочь», — подумала Кери.

Туфли с пряжками не слишком вязались с новым костюмом Эмилиуса, хотя и не портили общего благоприятного впечатления. Облик Эмилиуса стал даже слегка романтичным или, как сказал Чарльз, словно у поэта из Оксфорда. Мисс Прайс критически осмотрела гостя и, похоже, осталась довольна. С помощью расчески и маникюрных ножниц она быстро постригла Эмилиуса.

— Так намного лучше, — сказал она с гордым видом, причесывая его. — Теперь давайте посмотрим ваши ногти…