Леонид Леонов - Захар Прилепин

Красноармейцы Леонова любили: когда-то он уже успел научиться играть и на гитаре, и на мандолине — то ли ещё в Москве, то ли уже в Архангельске; в любом случае, умения эти пригодились, тем более что пел он отлично и даже, напомним, выступал в составе сводного гимназического хора.

Упомянутый выше инструктор политотдела Софья Аргутинская-Долгорукая вспоминала: «Вижу, как сейчас, Леонида Леонова в армейском клубе в кругу бойцов и девчат — молодого, красивого, с озорной, непокорной, сбитой на бок чёлкой светлых волос, с гитарой или мандолиной в руках, поющего задорную, весёлую песню. Он и сам был очень остроумен, писал сатирические стихи, которые в полках нередко заучивали наизусть. Меня (очевидно, как старшую по возрасту и недавнюю студентку Политехнического института) Леонид Леонов приглашал, в числе других немногих, к себе домой. Он, как и все мы, стоял на квартире у кого-нибудь из крестьян. Помню, читал он свои рассказы или что-то вроде сказок. Читал великолепно. К тому же любил и умел „подать текст“: специально занавешивал окна, убавлял огонёк и без того еле мигавшей лампадки, словом, создавал настроение…»

Да и авторитет его в политотделе становился всё более высоким. Сохранился любопытный документ от 15 декабря 1920 года, выданный политотделом дивизии и заверенный подписью «начподива 15» Александры Янышевой.

«Сим удостоверяется, — сказано в документе, — что тов. Леонов Леонид действительно состоит на службе при Политотделе 15-й стрелковой Инзенской ордена Красной Армии дивизии редактором „Бюллетеня“ дивизии и по занимаемой должности имеет право пользоваться бесплатно телеграфом, телефоном и подводами от советов и комендантов при передвижении по служебным делам в районе расположения дивизии, а на основании приказа Народного Комиссариата по военным делам от 29 июля 1918 года за № 698 имеет право носить и хранить огнестрельное оружие».

Согласно документам, 24 января 1921 года Леонид Леонов — инструктор-организатор политотдела дивизии, уже переименованной из Инзенской в Сивашскую, был исключён из списков отдела и «провиантного, приварочного довольствия» и вместе со своим хорошим знакомым, начальником агитационно-пропагандистского отдела Александром Угаровым, отбыл в Одессу — в политотдел 51-й Перекопской ордена Боевого Красного Знамени стрелковой дивизии.

Спустя две недели после его отъезда типографию и редакцию «Бюллетеня», где отработал Леонов пять месяцев, во время очередного переезда окружила казачья часть. Заместитель начальника политотдела и экспедитор, с которыми Леонид напылил по украинским и крымским дорогам не одну версту, были сразу же убиты как большевистские агитаторы.

…А его, Леонова, судьба увела из-под удара.

Комплект дивизионной газеты, кстати, тогда же и пропал: пустили леоновские агитки казачки на самокрутки. Никогда нам не узнать доподлинно, что он сочинял всё это время, чем веселил и бодрил красноармейцев…

Двадцать девятого января Леонова назначили «сотрудником-литератором» газеты Одесского политотдела «Красный боец», поставили на все виды довольствия, но потом что-то передумали и переправили опытного газетчика на должность заведующего корреспондентским бюро дивизионной газеты «Красноармеец».

В Перекопской дивизии, занимавшейся одновременно и продразвёрсткой, и посевной, и охотой на местных «самостийных» бандитов, ухарей и гулёбщиков вроде Кошевого, Заболотного и Хмары, Леонов пробыл полтора месяца. Статьи свои подписывал псевдонимом Максим Лаптев.

Здесь он поднабрал материала для того, чтобы подступиться к тем самым «барсукам», которых опишет всего три года спустя в одноимённом романе.

И ещё в Одессе его ждёт очередная нервная встряска. В эти дни в город прибывают председатель Крымского ревкома Бела Кун и секретарь Крымского обкома РКП (б) Розалия Землячка. Они начнут массовые зачистки «белогвардейского элемента». В течение краткого времени тысячи бывших белых офицеров, воевавших на юге, были задержаны и тут же расстреляны…

Об этом, естественно, в политотделе знали.

Изрубленные белые на крымских дорогах, обочины, заваленные трупами, — всё это Леонову пришлось увидеть своими глазами.

«То была работа Землячки — страшная баба… подходишь — а у человека пол головы нет…» — рассказывал пол века спустя Леонид Леонов своему внуку Николаю.

В одном городе с вершителями «революционной законности» Леонов чувствовал себя крайне нервозно: никакой гарантии не было, что из Архангельска не придут теперь уже в Одессу новые списки с его фамилией.

Поседеть можно в таких ожиданиях…

К счастью, в марте Леонова снова переводят — в редакцию газеты, так же называющейся «Красный боец», но уже в Херсоне.

Двадцать первого марта Леонов был зачислен библиографом библиотечной секции политуправления 6-й армии «с исполнением обязанностей в лит. — издательск. отд.», как гласят архивные документы.

«Красный боец» выходил ежедневно, на двух, а иногда на четырёх полосах, тиражом от пяти до восьми тысяч.

Дебют Леонова в газете был в стихах — он отреагировал на подписание торгового договора с Англией (тема эта, после архангельских событий, была ему, надо понимать, близка). Стихотворение было обращено к возобновившим экономические отношения с Россией британцам и называлось «Поумнели»: «Верьте Лаптеву Максиму, / Не бывает, братцы, дыму / В нашем мире без огня…»

Следом были опубликованы обращение к врангелевцу («Твой чёрный герб — двухглавая ворона! / Но если ты, палач рабочих масс, / Способен к героизму хоть на час, — / Коль скорпион жалеет скорпиона, / Воткни свой штык поглубже в грудь барона, / Твой штык, который опозорил вас!»), социальные зарисовки («И всё как будто тряпкой вытер / Октябрь из памяти долой. / О где ты, грозный как Юпитер, / Властитель дум — городовой!») и прочие незатейливые сочинения сомнительной искренности.

Стихи перемежались фельетонами на ту или иную насущную тематику: поводы окружающая жизнь давала беспрестанно.

Война уже сошла на нет, красноармейский театр ставил шиллеровских «Разбойников», гарнизонный клуб объявлял вечер эсперанто; одновременно в городе свирепствовал такой сыпняк, что даже главный армейский доктор, комиссар местной санчасти, заболел и умер.

Дисциплина в частях тоже была не на самом лучшем уровне, о чём и начал писать Леонов на новом месте работы: то о красноармейцах, спекулирующих обмундированием, то о провинившихся коммунистах — последним посвящён памфлет «С камнем на шее (Заупокойная исключённым)».

Вообще сатирические вещи в красноармейской прессе Леонову удавались особенно хорошо: «выявить недостатки», дать кому-нибудь по шапке… Какая-то почти заинтересованность в этом чувствуется: особенно учитывая тот факт, что едва демобилизовавшись, Леонов очень долго не сможет (вернее, конечно же не пожелает) создать положительный образ коммуниста.

А вот от тех пассажей, где Леонов стремится писать высоким штилем, неизменно остаётся ощущение, что души туда не вложено вовсе: