Краткая история Германии - Хаген Шульце

Наряду с ним сформировалась вторая великая оппозиционная идеология столетия — социализм как миф класса, стремящегося к солидарности масс и выступающего против своекорыстия властвующих, благосостояние которых только и оказывалось возможным благодаря труду на фабриках. Старый мир, с другой стороны, мобилизовал защитные силы, которые сформировали идеологию, также воздействовавшую на массы. Консерватизм создал оборонительный фронт традиционных правящих слоев против восстания «черни» и в не меньшей степени против подъема либерального капитализма. Наконец, политический католицизм представлял собой реакцию глубоко связанного с традициями, менее затронутого утратой общественных норм, меньшинства населения в Силезии, Рейнланде и Южной Германии. Это был стремящийся к господству агрессивный либерализм, преимущественно прусско-протестантский.

Так возникло множество конкурировавших друг с другом представлений о порядке и легитимации, кристаллизовавших партии. Ядром этого процесса стали парламентские фракции и политические журналы. Это стало ясно в конце 50-х годов XIX столетия, когда в результате падения экономической конъюнктуры и появления новых движений на европейском пространстве внутренние политические процессы вновь дали о себе знать. Возникли первые долговременные организации самостоятельного германского рабочего движения. В 1863 г. Фердинанд Лассаль (1825–1864) разработал проект программы Всеобщего германского рабочего союза — и в то же время возник основанный Августом Бебелем (1840–1913) и Вильгельмом Либкнехтом (1826–1900) Союз немецких рабочих обществ в качестве эмбриона Социал-демократической рабочей партии, созданной в 1869 г. Обе организации были предшественницами современной германской социал-демократии.

Оживился и парламентский либерализм. В Пруссии преемником короля Фридриха Вильгельма IV, под конец жизни впавшего в помешательство, стал его брат Вильгельм I, ко всеобщему изумлению ослабивший гнет цензуры и назначивший либеральный кабинет. Но очень скоро у него возник конфликт с либеральным большинством палаты депутатов, когда Вильгельм вознамерился против воли депутатов увеличить численность личного состава армии, продлить срок военной службы и ликвидировать ландвер — бюргерское ополчение — этот противовес линейной армии. Возмущение либеральных кругов нарастало, противоречие между либеральными парламентариями Пруссии и господствующим союзом короны, землевладельческого дворянства и армии затрагивало принципиальные вопросы.

Политический ландшафт пришел в движение и еще по одной причине. Наполеон III, племянник великого корсиканца, в подражание дяде выступивший в роли императора французов, стремился вновь осуществить старую идею французского рывка в Италию. Для этого в 1859 г. он заключил союз с королевством Пьемонт-Сардиния против австрийского преобладания в Северной Италии.

Впервые после поражения революции 1848 г. немецкую общественность охватил национальный подъем. Старый мотив германо-французской наследственной вражды, пробуждавший национальные чувства уже в 1813 г., переживал радостное воскрешение. Требование о быстром создании суверенного германского национального государства, сильного во внешнеполитическом и военном отношении, выдвигалось в тысячах листовок, памфлетов и газетных статей. Волна национального подъема достигла кульминации во время празднования столетия со дня рождения Шиллера 10 ноября 1859 г. на всем немецкоязычном пространстве. В то же время стало очевидно, что фронты, сформировавшиеся в немецком национальном движении во время революции 1848 г., продолжали существовать, а теперь произошло их организационное укрепление. Предлагалось малогерманское или великогерманское решение. Явным свидетельством преимущества, которым обладала Пруссия по сравнению с Австрией, стала организационная, финансовая, а главное, пропагандистская победа малогерманского Немецкого национального союза, основанного в 1859 г. в Кобурге, над великогерманскими силами, отражавшими преимущественно партикуляристские настроения католических кругов. Германский союз реформы, организация, созданная великогерманскими силами только в 1862 г., появилась слишком поздно, была раздробленной и не выдвинула мобилизующих лозунгов.

Однако малогерманское национальное движение наталкивалось на определенное сопротивление. У его сильнейшей опоры — либеральной фракции в прусской палате депутатов — был тяжелый конфликт с прусским правительством, т. е. как раз с той самой властью, которая должна была осуществить малогерманский вариант объединения Германии. Двадцать четвертого сентября 1862 г. Вильгельм I назначил министром-президентом Пруссии прусского посланника в Париже князя Отто фон Шёнхаузена Бисмарка (1815–1898) как крайнего консерватора и воплощение персонифицированной контрреволюции. Это произошло после того, как Бисмарк в ходе длительной беседы в замковом парке Бабельсберга[33] пообещал королю стабилизировать монаршую власть и покончить с либеральным парламентским господством. В глазах немецкой общественности Бисмарк был воплощением не только антилиберальных, но и антинациональных стремлений, так как либерализм и национализм представляли собой две стороны одной медали. Бисмарка, однако, неверно поняли не только противники, но и сторонники. Пост министра-президента был для него не целью, а лишь средством для достижения более высокой цели. Он ставил перед собой задачу усиления мощи Пруссии и ее консолидации в революционной Европе. Для этого предполагался путь, по которому, как считал Бисмарк, можно было идти только с помощью установления прусской гегемонии в Германии за счет Австрии, но по возможности в согласии с другими европейскими державами. Вопреки их сопротивлению, как показал крах надежд на создание национального государства в 1848–1849 гг., изменений на карте Центральной Европы добиться было невозможно.

Когда в ноябре 1863 г. герцогство Шлезвиг было формально аннексировано Данией, с которой его связывала до сих пор только личная уния, Германию снова охватило патриотическое воодушевление. И среди общественности, и с парламентских трибун звучало требование начать немецкую национальную войну против Дании. Как ив 1848 г., Шлезвиг-Гольштейн стал немецкой ирредентой[34], символом распространения немецкого национализма за границы, установленные венским мирным порядком 1815 г., чего так боялись европейские державы. Все фракции немецкого национализма глубоко заблуждались, игнорируя в своих дискуссиях роль соотношения сил в Европе. Мирный порядок, установленный Венским конгрессом 1815 г., воспринимался национально настроенными силами всех европейских государств, а не только Германии как реакционное препятствие, борьба против которого с использованием любых средств казалась вполне оправданной.

Ирония германской истории заключается в том, что именно либеральному национальному движению, исполненному ненависти к политике Бисмарка, суждено было способствовать его успеху. Ничто не могло бы сильнее воспрепятствовать осуществлению планов Бисмарка, чем союз с национальным движением, намерения которого, нацеленные на взрыв системы, были очевидны. Бисмарку требовалась противоборствующая сторона, чтобы за кулисами этого конфликта скрыть свои планы и свои возможности и в нужный момент действовать неожиданно. Не обращая внимания на национальное воодушевление, он, к удовольствию Англии, Франции и России, признал властные суверенные права датского королевского дома на Шлезвиг-Гольштейн, но тем не менее планировал вооруженное вступление в герцогства на Эльбе, так как в результате включения Шлезвига в состав датского государства ущемленными оказались старые привилегии жителей Шлезвиг-Гольштейна. Таким образом, различие между требованиями национального движения и двух больших германских государств, вдруг, ко всеобщему изумлению, выступивших рука об руку, было лишь формально-правовым, но немецким патриотам признание датских королевских прав и венского мирного порядка казалось невыносимым. В то время как в январе 1864 г. прусские и австрийские войска вступили в Ютландию и добились значительных военных успехов, ярость либеральной общественности не знала границ — и, как выяснилось, не без оснований. При заключении мира 30 октября 1864 г. оказалось, что освобожденные герцогства на Эльбе вовсе не вошли в Германский союз на правах нового государства, а были в качестве кондоминиума разделены между Австрией и Пруссией.