Лягушка под зонтом - Вера Копейко

– Во времена нашей родной купчихи ее сочинениями зачитывались просвещенные особы. Она вызрела на ее романах.

– Что же такое было в этих книгах? – спросила Ольга, наблюдая за Валентиной Яковлевной. На ее лице блуждала восхищенная улыбка.

– Это была самая настоящая феминистка. Она проповедовала мысль о том, что женщина должна быть самостоятельная. А если так, то она вправе распоряжаться своим сердцем, любить того, кого хочет. Никакой зависимости от мужчины – она должна трудиться и зарабатывать своим трудом.

– Ну прямо про нас с тобой, – усмехнулась Ольга. – Значит, за дело? По примеру предков?

– Но собаке оставлять наши капиталы не станем. Согласна? – спросила Валентина Яковлевна, внимательно глядя на Ольгу.

– Если не найдем достойную, кого-то вроде собаки-волка, конечно, – засмеялась Ольга.

С тех пор прошел не один год, Ольга изменилась и изменила свою жизнь. «Мыльный бизнес» отнимал все время, но приносил деньги. Они позволили гулять по Европе, причем не разъезжать в автобусе в компании шестидесяти чужих людей, а путешествовать в одиночестве. Она полюбила ездить в индивидуальные туры, даже на средиземноморском пляже, с книгой под зонтом, ей не было одиноко.

Ольга увидела и поняла то, чего никогда прежде не видела и не понимала. Она знакомилась с собой, причем не с помощью отражения в зеркале.

Что ж, подошел возраст понимания, почти тридцать. Конечно, она исключала возможность появления в ее жизни мужчины. Но знала точно – он не будет случайный, а тем более – чужой.

Ольга улыбнулась. Какой все-таки смешной этот Барчук, почему он такой? Большой, самостоятельный, но все равно похож на мальчугана, который боится лягушек. Сама она их никогда не боялась. Ее не пугали даже бородавки: «Возьмешь лягушку в руки, бородавок не оберешься!» Барчук – как точно, как правильно. В конце концов найдется человек, который сделает за него то, что он не может.

– А вы заметили, что ваши яблоки точь-в-точь как ваши шорты? – спросил он.

Она чуть было не рассказала, что это вовсе не шорты, а трансформеры. Пристегнешь к шортам полоску ткани на молнии – получатся капри. Еще одну полоску – длинные брюки. При нем она чувствовала, что сама становится похожа на девчонку.

Почему не спросила у него телефон? Ведь чувствовала, что все равно придется искать.

Ольга досадовала на себя. Так что он рассказывал? Сидит в ангаре целыми днями где-то на севере Москвы. Сторожит зонтики. Смотрит на речку.

– Лихоборка, – говорил он. – Названия даются не просто так, есть над чем подумать, когда нет клиентов.

– Лихой Бор, да? – помнит она свой вопрос. Ольга не слишком хорошо знала Москву. Она жила в Измайлово, ей не было дела до северной части города. – Лихой Бор... – говорила она. – Стало быть, в нем орудовали лихие люди. Не боитесь? – шутливо спросила, не отвлекаясь от шоколада, которым он ее угощал.

– Зачем? Разве кто-то знает пределы собственной лихости?.. – уклончиво ответил он.

А ведь правда, подумала Ольга. Она тоже не знала о себе много чего... Что ж, она его найдет. Не только потому, что он нужен Зое Григорьевне, – это она поняла тоже.

Никита оставался на своем посту. Он мог бы бросить ангар и раньше, да не так воспитан. «Дал слово – держи», – учила его Наталья Петровна. А он дал его хозяину фирмы «Милый дождик», который устраивал свои дела где-то за границей.

Никита тоже мог бы устраивать свои. Мазаев, так внезапно возникший в его жизни, огорчился, когда он отказался поехать с ним в Париж на антикварный салон.

– Ну-у, Ники-ита Тимофе-евич, – канючил он. – Соглашайтесь, а? – Смотрел на него снизу вверх, плотненький, кругленький, даже без привычного рюкзака на животе. – Не оставим мы ваш ангар без присмотра. Найдем кого посадить. Никто не узнает, что вас нет, никто ничего не украдет.

– Никто ничего не купит, – в тон ему произнес Никита.

Мазаев колыхнулся от смеха.

– Ваша правда, жара-то какая стоит. Не по сезону. Да уж, никто ничего не купит, – повторил он вслед за Никитой, все еще надеясь на согласие. – Эх-ма, снова кучку мусора привезу...

– Но я не специалист во всем... мусоре веков. – Никита усмехнулся.

– У вас природное чутье. Мне не надо объяснять, что именно изображено на старой вещи. Мне нужно, чтобы вы нюхом почуяли – стара ли она на самом деле, не шлифонул ли ее кто-нибудь на французской кухоньке, обновляя, не подводил ли брови гравированной красавице тушью от... какой-нибудь Шанель.

– А вот это уже не мое, – фыркнул Никита. – Не знаком с вещицами от нее.

– Я и сам не знаком. Просто имя на слуху. – Он рассмеялся.

Никита внезапно увидел его всего – от мелких зубов до мелкого смеха. На кого похож? – прикидывал он. Никита наклонил голову набок, заметил чрезмерно толстые для фигуры Мазаева ляжки, обтянутые серыми брюками. На сатира, вот на кого.

Но не в том отрицательном смысле, который приходит на ум сразу, а в первоначальном. Сатиры – это лесные божества, демоны плодородия в свите бога Диониса. Вместе с нимфами – дочерями Зевса – они бродили по лесам, водили хороводы.

– Мне жаль, но нет, – твердо и окончательно заявил Никита. – Я не могу поехать.

– Ладно, Бог с вами. Верность слову – качество полезное. – Мазаев подмигнул ему. – Еще лучше, если бы оно работало на тебя. – Он вздохнул. – Могу ли я звонить вам? Консультироваться от прилавка?

– Конечно, – разрешил Никита. – В любое время. Все, что знаю, не утаю. – Он улыбнулся.

Никите было легко с этим человеком, он давно не имел дела с теми, кто понимал то же, что и он, умел ценить. Более того – оценить его знания.

– Расходы возмещу, не волнуйтесь. Знаем мы, сколько стоит поговорить с хорошим человеком с другого берега, – проворчал Мазаев.

Новый знакомец уехал, Никита сидел за столом, смотрел на коробки, над которыми служил начальником. В них – зонты, зонтики, зонтищи. Он устал читать, играть в карты на компьютере, разгадывать кроссворды и даже думать.

С тех пор как узнал правду о себе в доме Натальи Петровны, ему стало казаться, что он давно заподозрил обман. Он чувствовал его, замечал нечто, чему не умел найти определения. Он кожей ощущал что-то. Это неведомое что-то загоняло его в угол и наконец загнало – в буквальном смысле слова.

Разве он не в углу? Или, может быть, в колодце, как лягушка? Которая, как сказала Ольга, не видела моря и думала, что колодец больше.

Не отрываясь, Никита смотрел на желтоватые картонные коробки с черными, синими, красными надписями на боках. Разноцветные фломастеры, оставившие свой след, держали люди, которые по цепочке передавали зонты друг другу, пока наконец сторожем над ними не стал Никита Дроздов. Солнце проникало через отверстия в клепке металлических листов ангара, отражалось от серого металла, бросало тени. В столбе пыли возникали дрожащие фигуры. Казалось, они бродили между коробок, прятались.