По секрету с того света - Валентина Андреева

Не поднимая сиденья, буквально на автомате, Наташка завела машину и, не дав ей прогреться, рванула с места. Я съехала вниз, как Денька, и молилась только о том, чтобы машина не встала. Старушка «Ставрида» не подвела, наверное, сама натерпелась страху. Минут через пять мы уже стояли на трассе и были рады каждой встречной машине. Подъехав поближе к жилью, мы опять «улеглись», и я крепко уснула, невзирая на шум проезжающих машин.

Пробуждение было не из приятных: в окно барабанил какой-то худой небритый мужик в пиджаке сивого цвета. Наташка не шевелилась, и мне пришлось приподняться, чтобы приоткрыть окно (неожиданно заработал стеклоподъемник).

– Чего тебе надобно, старче? – зевая, спросила я.

Старче разорался, требуя, чтобы я немедленно разбудила своего мужика и уматывала с покосных угодий, предварительно возместив ущерб от помятой травы. Еще не совсем проснувшись, я ответила, что мужа разбудить не могу – он в тюрьме.

– Ну, честное слово, на кладбище было спокойнее! Следовало там и оставаться, – раздался голос подруги.

Мужик буквально окаменел, уставился на нее, разинул рот, будто потерял дар речи. Я взглянула на подругу и пожала плечами: Наташка как Наташка. Ну волосы торчком, ну лицо помятое, ну четверть лица желто-зеленая – так ведь синяк еще не прошел.

– Тебя спрашивают, что надо-то? – строго спросила подруга и, не дождавшись ответа, решила: – Глухой, наверное.

Денька, почуяв отсутствие какой-либо опасности, высунула морду. Мужик исчез.

– О, слинял! – прокомментировала я. – Какая досада! Могли бы спросить, как нам ехать дальше.

Часы показывали почти семь. Хорошо спится на свежем воздухе!

…Через полчаса мы мчались в Реченский со скоростью, не превышающей сорок километров. Машина ныряла из ямы в канаву и наоборот, а сзади клубился плотный шлейф пыли. Вскоре пыль, несмотря на закрытые окна, стала ощущаться даже на зубах.

– Хоть бы дождичек прошел, смочил дорогу. Вся физиономия, как напудренная, – вздохнула Наташка.

– Ничего, в Реченском умоемся, – успокоила я ее. – Всего-то ничего осталось.

– Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, – суеверно сплюнула Наташка, а Денька оглушительно чихнула.

Поселок Реченский оказался деревней Реченской. Семь жилых дворов. Правда, было еще пять домов, два из которых опасно покосились и основательно вросли в землю, а у трех остальных провалились крыши. Стекла отсутствовали у всех. Деревня была островком, поскольку представляла из себя часть суши, со всех сторон окруженную речушкой, шириной в полтора метра и глубиной, как показалось, не более сорока сантиметров. Тем не менее, через речушку был переброшен солидный мост. Дорога за мостом, не успев начаться, закончилась. Мы приехали.

К машине бодро семенила худенькая старушка в обрезанных валенках. Надо было спешно придумать причину появления в деревне, ведь ни один сумасшедший не поверит, что мы забрались в здешний тупик, чтобы починить неисправность машины. Помогла сама старушка.

– Заблудились, касатки? – ласково улыбаясь, спросила она.

– Заблудились, бабушка, – радостно согласилась я. – Знакомые порекомендовали поехать отдохнуть в Зайцево, им там очень понравилось. Второй день это Зайцево ищем. Через несколько дней домой возвращаться, а мы вот… – Я горестно развела руками.

– Зайцево? Штой-то я не слыхала здесь такой деревни.

– Сказали, тридцать километров от Торжка, – почти плачущим голосом поддержала меня Наташка.

– Так ить и мы – тридцать километров от Торжка, токма это, если прямиком через лес иттить, – махнула в сторону березовой рощи бабуля. – А вы, если погостить, оставайтеся у нас. Здеся и ленинградцы все лето живут, и из Калинина приезжають.

– А можно? – воскликнули мы с подругой в один голос.

– Чего ж нельзя-то. Пока одна я. Бабой Тоней меня зовут. Внучек с женой токо вот уехали. В отпуске отдыхали. А дочка с мужем еще не скоро заявятся, в сентябре. Больно за грибам ходить любят.

Старушка еще что-то хотела сказать, но из-под сиденья вылезла Денька и умильно посмотрела на нее.

– Ой, кто это там у вас, никак обезьянка? – удивилась баба Тоня.

Испугавшись, что бабушка передумает пустить нас на постой, мы с Наташкой, перебивая друг друга заговорили: она – о том, что собака совсем не собака, а ангел во плоти, а я о том, что за проживание мы обязательно заплатим. И на всякий случай добавила, что мы так счастливы, – наконец-то, нашли приют. Очень уж устали. И это было чистой правдой.

Старушка улыбнулась и сказала:

– Моя молодежь все тоже с собакой приезжат. Детками ищо не обзавелись. А вы езжайте к тому дому, – махнула она в сторону крайнего в ряду, а я щас подбегу. – Она бодро засеменила вниз к речушке.

Дом, где жила баба Тоня, был расписным, разукрашен, как в сказке. Он будто светился зеленым цветом. Фронтоны были выкрашены ярким желтым. От этого сочетания мне сразу пришла на ум яичница с зеленым луком, и захотелось есть. Резные ставенки украшали искусно нарисованные цветы. К фасаду примыкал аккуратный палисадник, в котором пышно цвели георгины.

Минут через десять мы расположились в «боковушке», не очень маленькой, метров пятнадцать, комнате, отделанной вагонкой и пахнувшей деревом. А еще через полчаса, поудивлявшись плодам цивилизации под теплым душем из титана, угощались вожделенной яичницей с луком и угощали бабу Тоню своими съестными припасами. Задавать ей вопросы почти не пришлось. Она с удовольствием говорила сама. Оставалось только слушать.

Хозяйке исполнилось восемьдесят два года, что, признаться, очень нас удивило. Родилась и выросла в соседней деревне Машково, а замуж вышла в Реченскую, когда-то очень большую и богатую деревню. Со временем Реченская разделила судьбу многих российских деревень и почти исчезла с лица земли. А вот в последние годы стала потихоньку оживать. Откуда-то появились наследники разрушенных домов и покупатели, во что бы то ни стало желающие забраться в самую глушь. Их не пугает даже бездорожье. Впрочем, бездорожье заявляло о себе только после дождей. Услышав это, мы с Наташкой удивленно переглянулись, поскольку искренне считали, что та дорога, по которой мы добирались в Реченскую, и есть самое настоящее бездорожье.

Два раза в неделю в деревню приезжает на легковой автомашине частный предприниматель с продуктами «под заказ». Может даже выдать продукты в долг. Зимой, конечно, трудновато, раньше в это время здесь никто и не жил. Сама баба Тоня на зиму перебиралась к дочери в Торжок. Но вот соседи, через дом, уже два года постоянно живут в деревне. Обзавелись большим хозяйством. Даже трактор маленький есть, зимой на нем и дорогу от снега чистят. Со следующего года баба Тоня тоже собиралась зимовать в родном деревенском доме – дочь с марта уходит на пенсию, а зять уже все железки завез под отопление. Очень мастеровитый мужик. По молодости любил погулять. Верка, дочка, два раза выгоняла его из дома, да потом прощала. А сейчас, видно, отгулялся, душа в душу живут. Внучек-то не в отца пошел. Не любит работать по дому. Только и возится со своей машиной. Правда, за грибами хоть каждый день готов ходить. Уже три ведра насолили, да и насушили много белых. Места здесь вообще грибные да ягодные, а ходить в лес особо некому. Помимо внука вот только соседи-пенсионеры из Ленинграда, потом Силкины, да еще Старостины. Только они в грибах не разбираются. Уж очень интеллигентные. Сам хозяин, профессор, все какую-то книгу пишет, а жена у него, Ольга Григорьевна, ну такая хорошая женщина! Только чудная очень – картошку в резиновых перчатках чистит. А в лес в белых штанах ходит. И лицо такое молодое, холеное. Как-то раз зятек прибежал, с перепугу трясется. Заорал, чтобы Верка немедленно к Ольге Григорьевне бежала, та, мол, шарахнулась где-то, вся морда в крови, сидит на крылечке с закрытыми глазами и не шевелится. Это, оказывается, Ольга Григорьевна лицо клубникой намазала. Она и Верку учила маски делать. Особенно хвалила медовые, да только дочке не понравилось – липко очень.