Прайс-лист для издателя - Чингиз Абдуллаев

– Спасибо, что пришли на презентацию нашего издательства, – сказал Дронго.

– Не думала, что вы работаете на американцев, – несколько скептически произнесла София.

– Они попросили меня дать экспертное заключение на их книги. Между прочим, группой авторов руководил мой друг, который в свое время спас мне жизнь. И я не счел возможным отказаться.

– У вас на все есть необходимое оправдание.

– Не на все. Но насчет вашей старшей сестры я хочу сообщить вам приятную новость. Мне звонил один хороший знакомый из вашего министерства внутренних дел и сообщил, что уже в следующем году ее выпустят из тюрьмы.

– Ей дали шесть лет, – недоверчиво напомнила София.

– Но отсидит она только два года. Была какая-то договоренность между ее мужем и властями. Он сделал все, чтобы ее досрочно отпустили.

– Честное слово, я никогда в жизни не встречала таких людей, как вы, – покачала головой София. – Целых два дня вы убедительно доказывали мне, какой он мерзавец и подлец, подставивший свою жену и готовый на все ради денег, а теперь выгораживаете его, рассказывая, как он делал все, чтобы спасти мою сестру. Вам не кажется, что вы непоследовательны?

– Нет, – ответил Дронго, – я говорил вам правду. И в предыдущие два дня, и сегодня. Он действительно повел себя как мерзавец и негодяй, подставив свою жену вице-премьеру и продумав почти идеальное убийство. Но, видимо, он по-настоящему любит вашу сестру, и ему небезразлична ее судьба, поэтому и торговался, пытаясь добиться прежде всего ее освобождения.

– Вы действительно странный человек, – медленно проговорила София, – я никогда в жизни не встречала подобных типов. Зачем вы мне это рассказали? Вы же опровергаете собственные утверждения, которые делали только вчера.

– Меня в детстве мама учила говорить правду, – иронично произнес Дронго. – А если серьезно, то мы с вами об этом уже говорили. Человек многогранен, в каждом присутствует целая гамма цветов. У одних она более яркая, у других – более блеклая, у некоторых – почти черная. Но даже там могут быть различные оттенки.

– Да, я помню.

– У меня остался только один вопрос, – неожиданно сказал Дронго.

– Какой?

– Можно пригласить вас сегодня на ужин?

– Вы не забыли, что только вчера я вас ненавидела? – усмехнулась она.

– Не забыл. Но это было вчера.

– Хорошо. Тогда мне надо уехать в Майнц, чтобы переодеться.

– Знаете что, я тоже приеду в Майнц, и мы найдем там хороший ресторан, – предложил Дронго. – Сегодня в семь вас устроит?

– Лучше в восемь, – сказала она, – отсюда поезда идут с большими интервалами.

– Договорились, – кивнул ей на прощание Дронго и пошел дальше.

А София еще долго стояла, глядя ему вслед.

Дронго прошел к экспозиции хорватской делегации. У стенда стояли несколько человек, и Дронго обратился к ним по-английски:

– Простите, вы не знаете, где можно найти господина Андро Бенковича?

– Он пошел в аргентинский павильон, – сказал кто-то из хорватов, – вы его там найдете.

У величественного павильона Аргентины, где было представлено сразу несколько издательств, Дронго увидел сидевшего за столом Бенковича, который о чем-то говорил с одним из издателей, представляющих эту латиноамериканскую страну. Эксперт обратил внимание на то, что хорват говорит на испанском. Заметив незнакомого мужчину, внимательно смотревшего на него, Бенкович быстро завершил беседу, поднялся и подошел к незнакомцу.

– Вы ждете меня? – спросил он по-испански.

– Андро Бенкович?

– Да, это я.

– Вы говорите по-английски?

– Немного. Я все понимаю, но мне бывает иногда трудно высказать свою мысль.

– Ничего. Вы можете говорить слова, которые не знаете, на хорватском; думаю, что смогу вас понять. Я знаю русский язык.

– Я тоже понимаю по-русски, – улыбнулся Бенкович.

Он был высокого роста, с густыми, почти сросшимися бровями, длинным носом, большими ушами и светло-серыми глазами.

– Меня обычно называют Дронго, – представился эксперт. – Я хотел поговорить с вами об одном сербе, который трагически погиб два дня назад.

– О каком сербе идет речь? – не изменившись в лице, поинтересовался Бенкович.

– Вы не спросили, как именно он погиб, – заметил Дронго.

– Я это уже знаю, – спокойно ответил Бенкович.

– Я могу узнать, откуда?

– Вся ярмарка уже второй день говорит об этом; вроде его нашли убитым в туалете. Хотя сначала фигурировал немец, а теперь упоминают серба. У него было двойное гражданство?

– Раньше он был гражданином Сербии, а после женитьбы на немке стал гражданином Германии, – пояснил Дронго.

– И его действительно зарезали в туалете? – уточнил Бенкович.

– Да, – подтвердил Дронго, – все так и было.

– Тогда получается, что он был осведомителем правоохранительных органов или их агентом.

– Почему вы так решили?

– Обычно их убивают в туалетах, стреляя им в рот, – пояснил Бенкович.

– В него не стреляли, его зарезали.

– Тогда понятно. Собственно, все шло к тому, что Марко так и закончит.

Дронго взглянул в глаза своему собеседнику, посмотрел на его крупные руки и сказал:

– Я не называл вам его имени.

– Не нужно ловить меня на подобных неточностях. – Впервые лицо Бенковича выразило какие-то эмоции. В данном случае это было выражение легкого презрения. – Я его сразу узнал. Вы ведь пришли для того, чтобы спросить меня об этом, верно?

– Да. Я видел вашу встречу. Но вы не сказали ему, что узнали его.

– Думаю, он и так догадался. Меня трудно с кем-то спутать, как и его. Этот глубокий шрам от пули, хромота… Он представился Марком Ламбрехтом, но я точно помнил, что его зовут Марко Табакович. Он был командиром батальона в отряде Крстича. Самым жестоким и непримиримым командиром. Его невозможно было не узнать.

– Вы встречались с ним в Боснии?

– Я о нем много слышал. А видел только один раз, во время переговоров в Сараево между тремя общинами. Его неподвижное парализованное лицо с ужасным шрамом невозможно было ни с кем перепутать.

– Он вас тоже узнал?

– Наверное. Но мы сделали вид, что не знаем друг друга. Если бы мы встретились пятнадцать лет назад, то наверняка растерзали бы друг друга. А здесь – цивилизованная Европа.

– Почему тогда Табаковича нет в списке военных преступников, если он был таким неистовым командиром?

– Просто не успел туда попасть. Насколько я слышал, во время выхода его батальона из Сребреницы он был тяжело ранен. Тогда прошел слух, что Марко погиб. И он действительно надолго пропал. А в две тысячи первом году начались судебные процессы над командирами Крстича. Сначала осудили его, потом остальных.