Иная. Песня Хаоса - Мария Токарева

«Я не останусь! Хоть цепями прикуйте, а после смерти дух мой убежит все равно», — подумала решительно Котя, но на том и закончилась ее борьба.

Они прибыли в священное место, которое устраивалось в каждой деревне у края леса, но в пределах частокола — круг из десяти деревянных столбов изображал всех духов. Земля, Вода, Огонь, Воздух — по левую руку. Жизнь, Смерть, Война, Мир — по правую руку. А по центру высились Надежда и Равновесие — верховные, творцы и проводники всего сущего. Так десять столпов, десять перстов, десять проводников немо взирали на притихшую свадебную процессию. Рассказывали, что существовал когда-то одиннадцатый дух. Хаос, брат Равновесия. Но смутьянов, которые говорили такое, немедленно заставляли умолкнуть.

Котя рассматривала безмолвные изваяния — не лица, а лишь узоры — и видела в них только дерево, покрытое искусной резьбой. В этот день свет Барьера навсегда померк для нее, а духи не приходили на помощь. Если бы воспламенилась верхушка идола Надежды, или все они вдруг пошатнулись, то Игор бы, наверное, содрогнулся и понял, что это дурной знак.

Но ничего не случилось, все шло слишком гладко: в центре святилища стоял друид. Котя помнила проводника воли духов из их деревни, мудрого старца, честного и доброго. Именно он последним заступился за нее и посулил беды за творящееся беззаконие. Но этот незнакомый друид с хитрым видом поглядывал на Игора, даже подмигивал ему, обмениваясь короткими фразами. Затем он откашлялся и начал долгую речь о том, как священный брак связывает двух людей в одну судьбу, как великий дух-кузнец — верный слуга духа-Жизни — свивает два стальных прутика.

«Он не может быть моей судьбой!» — вскричала молча Котя, но губы ее смерзлись, она едва стояла, окруженная хищными взглядами людей Игора. Среди них не нашлось ни родственников, ни настоящих друзей, только наемники, прислужники да другие лиходеи, которые помогали в бесчестных делах.

— Две жизни — одна судьба! — подытожил свою речь друид, вскидывая длинные рукава ритуального одеяния, на белизне которого вышивкой змеились все духи, попиравшие Хаос.

Но Котя смотрела себе под ноги, видела только самый край одежд, отчего рассматривала символические изображения поверженного Хаоса. И с ужасом представляла, что на копья так же могут насадить Вен Аура — слишком уж много вооруженных людей окружало. Молчаливые наемники из Аларгата не выпускали из рук кривые мечи.

— Признаешь ли ты, создание духов, Игор, что Юлкотена — твоя судьба? — донесся через пелену голос друида.

— Признаю! — воодушевленно и беззаботно крикнул жених. Вернее, уже почти муж.

— Признаешь ли ты, создание духов, Юлкотена, что Игор — твоя судьба? — спросил друид, и Котя подавилась ответом.

На мгновение она задумалась, что случится, если она ответит «нет». Может, тогда загорятся верхушки столпов? Может, тогда духи придут к ней на помощь? Друид повторил вопрос.

Воцарившаяся тишина давила, ощущались пронизывающие угрожающие взгляды, особенно со стороны Ауды и Игора. Остальные-то наслаждались зрелищем, возможно, отказ бы позабавил наемников. Котя вспомнила, что ждет ее в случае неповиновения — дом увеселений. И, вероятно, вместо первой брачной ночи уже к вечеру пришлось бы ублажать каждого из гостей и наемников. Нет, такой исход страшил ее еще больше, чем мистическая связь двух жизней. Она решила усыпить бдительность своего похитителя, согласиться, показаться совсем покорной. А потом бы, может, придумала, как сбежать. Только времени на это оставалось все меньше и меньше.

— Да, признаю, — глухо отозвалась Котя и в тот миг лишилась всякой веры в духов.

Ничего не случилось, гром не грянул, даже легкий ветерок не повеял. Духи связали ее жизнь с жизнью бесчестного лиходея, все творилось перед их лицом, но они безмолвствовали. Не верилось, что после смерти на веки вечные придется мучиться с Игором. А если так, значит, у Хаоса больше мудрости и справедливости, чем у духов.

— Две жизни — одна судьба! — провозгласил друид, вскидывая руки, и за ним повторили все остальные.

Затем новобрачные обменялись золотыми цепочками, которые повесили друг другу на шеи. У крестьян менялись обычно серебряными, совсем уж бедные и вовсе обходились связанными крючком разноцветными веревочками. Зато у бесчестного купца хватало денег на все, кроме совести. Ее-то не купить, как и любовь.

Игор откинул полотно с лица Коти и потянулся к ней. Она украдкой вывернулась, поцелуй мазнул по губам, но большая часть пришлась на щеку. Впрочем, никто не заметил, а больше одного раза не полагалось, так что Игор только слегка скривился. Наверняка уже обдумывал, как отыграется с наступлением темноты. Котя же отвернулась от него и села в сани. Отворачивалась она и на свадебном пиру.

Сначала — за неимением другой родни — вокруг стола со степенным видом обошли Ауда и Вея, как будто возвещая новый порядок, пришествие нового члена их семьи. Старшая жена несла себя чинно, Вея следовала за ней тенью, нестройно и неуверенно бормоча обращения к духам. Остальных гостей рассадил дружка, какой-то толстый мужик с черной бородой, кажется, именно с ним Игор разговаривал у саней. Жениха с невестой проводили к небольшому отдельному столу, который поперечно примыкал к основному, длинному, уставленному множеством яств.

Сначала жених с невестой отломили по куску круглого хлеба. И вскоре грянул пир, званые гости без стеснения и излишнего следования традициям накинулись на мед и заморские вина, попутно опустошая блюда с жареным мясом, головами сыра, пирогами и другой богатой снедью.

Неприглашенные, посторонние — позастольники — в большом количестве толпились в сенях. Похоже, местные в деревне вполне уважали Игора. А вот знали ли о дурман-траве… Да, он принес им процветание, у них устраивались шумные ярмарки, к ним везли товары, чего не удалось добиться в свое время от отца Коти. Но разве от этого легче? Сердце сдавливала тоска, хотелось бежать прочь, вырваться из терема, растолкать локтями эту медленно хмелевшую толпу.

— Не пей, старый, забыл, что ли, как с Веей в тот раз вышло? — где-то посреди буйного веселья шикнула Ауда на мужа.

Она сидела рядом с Котей на правах новой родни и женской половины дома. Игор отмахивался, но меда с вином действительно много не вкушал.

«Вероятно, они и правда хотят наследников всего этого. Не золота попросили, не другой уплаты долга. И теперь Ауда наставляет как его! Эх… Красивый терем, нечего сказать, — размышляла Котя, сжимая кулаки на коленях. — Но почему за счет меня? Красота… Пир… Достаток… Еда… Все пустота! Любовь? Просто торговля».

И на свадебном пиру, когда Игор несколько раз лез целоваться под шумные благопожелания, Котя потеряла свою веру в любовь. Ее отнял этот кислый запах лука, вскоре смешавшийся с духом пряного меда и еды. Она только изворачивалась, но даже на щеках губы постылого жениха оставляли будто бы кровоточащие язвы.

— Медведица идет!

— Людоедица! — вскричали внезапно две старшие жены.

И вскоре в дверях появился скоморох, а рядом с ним и правда топтался на цепи молоденький подросший медвежонок. Страшный зверь глухо ревел, но рык больше походил на плач испуганного ребенка.