Рейд в ад - Анатолий Гончар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хобасти.
— Вот и договорились, — завершил я шепотом, разглядев сквозь кроны деревьев первую из приближающихся к нам фигурок. Следом появилась вторая, затем третья. Американская солдатня шла неправильными треугольниками, четко соблюдая указанную командирами дистанцию. Вот они остановились, присели, едва ли не каждый третий поднес к глазам зеленый массивный бинокль.
— Огонь! — шепнул я, выпуская первую очередь. Одного «рейнджера» с биноклем сбило с ног. Переместив прицел на его соседа, я добил магазин. Почти не целясь, выпустил следующий. Одну за другой бросил две гранаты. А мой нежданный помощник еще возился со своими рожками.
— Бежим! — я едва не пнул его, поднимая на ноги, мне еще не хватало, чтобы из-за его медлительности меня сделали трупом. — Бежим, бежим! — толкал его я, слыша, как от частых попаданий колется, разламывается на части скала, за которой мы только что стояли. Выскочив из узкой, тянувшейся почти две сотни метров расселины, мы увидели наших поднимающихся вверх спутников. Но уже через секунду они пропали из поля зрения.
— Отлично! — мысль, высказанная вслух, потонула в грохоте взрыва — кто-то неосторожный сдвинул камень и словил приготовленный мной подарок. — Двигаем, двигаем! — торопил я тяжело дышавшего афганца. Шла игра в догонялки, кто быстрее — «рейнджеры» пробегут расселину или мы преодолеем открытый участок? Хотелось надеяться, что мы, и не потому что быстрее бегаем — только что взорвавшаяся граната должна была охладить пыл и заставить американцев двигаться более осторожно. Мы почти выиграли. Еще несколько шагов. Прилетевшие из-за спины пули чудом миновали меня и ударили в бедро идущего впереди афганца. Он споткнулся. Замер на одном месте. Рванувшись вперед, я сбил его с ног, и мы кубарем покатились за оказавшееся на нашем пути укрытие.
На этот раз мы вновь дали американцам основательно выдвинуться вперед. Этого времени мне как раз хватило, чтобы перебинтовать афганцу оказавшуюся не тяжелой рану — пуля, едва войдя в мышцу бедра, через пару сантиметров вновь вынырнула наружу, улетев в неизвестность.
Противник действовал грамотно, выдвигаясь по одному, расползаясь по всей ширине склона, охватывая дугой предполагаемое место нашего нахождения. Выдвинув автоматчиков вперед, они разместили за их спинами снайперов и пошли в атаку. Американцы в конце концов нас бы убили, но только если бы мы на этом месте рассчитывали обороняться и обороняться. Но мы собирались действовать по-другому — один магазин, не отпуская пальца, одна граната, пули снайперов бьют воздух там, где только что были наши головы, ошеломленные «рейнджеры» тащат своих раненых и одного убитого, а мы, отступая, поднимаемся все выше и выше. Погоня замешкалась.
Пока мы находились вне досягаемости вражеских пуль, бывший раб рассказывал мне свою историю. А судьба его оказалась примечательной. Я слушал его исповедь, и мне становилось стыдно. Подъем давался тяжело, но Саиду, так звали бывшего пленника, требовалось выговориться.
— Я учился у вас, в Советском Союзе… — дыхания не хватало, он часто прерывался, но, втянув в себя воздух, продолжал повествовать дальше, — в военном училище. Офицер — вертолетчик «МИ-24» Демократической Республики Афганистан… потом страна стала просто республика, но что изменилось, не знаю. Я служил, как все, летал, хоронил друзей, убивал врагов, иногда хотелось бросить все и уехать куда-нибудь далеко-далеко. Тяжело было, но я всегда верил, что большой друг Советский Союз никогда не оставит нас в беде, придет на помощь. Но я, как и многие, ошибался. Нас предали, — Саид не сказал «вы», но сиди мы за столом, у меня бы наверняка покраснели уши. А он продолжал рассказывать: — Войска СССР вышли из Афганистана, а мы остались один на один с капиталистами всего мира… — бывший вертолетчик ВВС ДРА остановился, его глаза раскраснелись, старая душевная боль душила больше, чем только что полученное пулевое ранение. — Но настоящее предательство совершилось позже, когда нам было отказано в малейшей помощи… — Саид закрыл глаза, не в силах сдержать слезы. — У нас не осталось друзей, а нашим врагам продолжали поставлять оружие со всего мира. Оружие и деньги. Деньги, а не доблесть и смелость победили Наджибулу. Его снова предали, генерал Дустум и другие. Мы проиграли, но нас не расстреляли, нам предложили служить новым хозяевам, так мы оказались в армии предателя Дустума и сами стали предателями. Но и его предали. Нас захватили талибы, хотели расстрелять, но брату арестовавшего нас полевого командира требовались рабы, так мы с Ахмедом и оказались в яме.
— Сколько же вы там пробыли? — ужаснулся я, пытаясь вспоминать год захвата талибами Мазари-Шарифа.
— Много больше десяти лет, — не слова, а стон вырвался из груди летчика. — Время в рабстве ничего не значит, мы престали считать дни, когда отчаялись освободиться. Мечты о свободе давно казались нам несбыточными.
Я промолчал. А что я мог ответить на эту исповедь?
Нас нагнали, когда до вершины оставалось совсем немного. Хорошо, что мы заметили их чуть раньше, чем они открыли огонь.
— Ложись! — упав, я перекатился за камень, над головой, рикошетя от твердой поверхности скалы, пронеслась очередь. Я отполз чуть в сторону, приподнял голову, пытаясь высмотреть наступающих, и пуля тут же ударила совсем рядом.
— Снайпер, — предупредил я Саида, вновь сменил позицию и теперь стал медленно выползать между камней. Фокус удался, заметив перебегающего «рейнджера», я осторожно поднял автомат, прицелился, задержал дыхание и выстрелил. Схватившись за низ живота, америкос начал отползать вниз, а по позиции, где я только что был, ударили пули. Поздно! Я уже сместился в сторону. Длинной хлесткой очередью летчик смел двух наиболее активных американцев, но и сам едва не поплатился жизнью, вражеская пуля содрала ему кожу на голове, и теперь по седым волосам обильно стекала кровь.
— Держи бинт! — я швырнул ему последний из имевшихся у меня индивидуальных перевязочных пакетов и, не целясь, разрядил магазин в наступающего противника. А пули начали бить над нами столь часто, что показалось, пошел град… Я какое-то время лежал, не смея поднять голову, а вертолетчик продолжал отстреливаться. Его бело-алая повязка мелькала то здесь, то там. По всем законам войны его должны были десять раз убить, но если не считать уже имеющихся двух царапин, он оставался цел. Не знаю, попадал ли он, но подойти к нам ближе у противника не получалось. Наконец мне удалось, переползая, найти подходящее местечко и высунуться, не опасаясь сразу же получить пулю. На этот раз мне крупно повезло — я заметил укрывшегося среди камней снайпера. Казалось, он смотрел прямо на меня, но не видел. Возможно потому, что на меня падала тень от камня, а возможно, ловил в прицел другую цель. Я постарался удержать мушку, она прыгала. Трудно сохранить спокойствие, находясь в перекрестии вражеского прицела. Я постарался дышать ровнее, даже на секунду закрыл глаза, а когда открыл, все сошлось — целик, мушка, стекло оптического прицела. Не медля, потянул спусковой крючок, громко хлопнуло. Прежде чем отползти назад в укрытие, я не сдержался и посмотрел на результат своей работы — ствол винтовки клюнул вниз, и никакого шевеления. Тишина — труп. Но на флангах стреляющие по нас сволочи подошли совсем близко. Одну за другой я отправил туда две последние гранаты. Саид сделал то же самое. На несколько секунд продвижение застопорилось, затем гады вновь перешли в атаку. Излишне смелого или самого глупого пендоса, первым ворвавшегося к нам на позиции, я, лежа на спине, сшиб короткой очередью в шею. От подвалившей к нему подмоги пришлось уходить за соседнюю скалу, оказавшись там плечом к плечу с Саидом. Как выяснилось, я был не прав, считая, что ему не досталось при его почти открытых перебежках. Досталось, и еще как. Одна пуля угодила в руку, вторая пронзила плечо. Обе раны обильно кровоточили. Побледнев, он сидел на большом сером валуне и, кажется, не имел сил, чтобы подняться. А противник находился так близко, что следовало сменить позицию, и как можно быстрее. Как назло, мы уже уступили «рейнджерам» все, что могли, а до следующего нагромождения валунов было не менее тридцати метров открытого пространства да еще вверх по склону. Один бы я был здесь, я бы еще добежал, но с раненым…