Смерть мелким шрифтом - Светлана Чехонадская

— В дерьме? — повторил редактор.

— И не только это! Что мы используем здесь рабский труд, что она не лимитчица вкалывать за такие деньги, что мы даже не представляем себе, сколько сейчас зарабатывают настоящие журналисты.

— Это она себя имела в виду? — без особых эмоций спросил редактор.

— Она сказала, что нашла новую работу? — влез Ивакин в их диалог.

— Вы знаете, нет, — ответила женщина. — Нам сказали… уже следователь, звонивший с юга, сказал что-то про газету «Без цензуры». Это нас очень удивило. Можно по-разному относиться к этой газете, но уровень журналистов там очень высок. Нам-то как раз показалось, что причина Марининого ухода — изменения в личной жизни.

— В личной жизни? — Ивакин пожевал губами. Версии в этом деле росли, как грибы после дождя. По опыту он знал, что ничего хорошего это не предвещает. — Почему вы так решили?

— Я ее прямо спросила: «Куда уходишь?» А Марина мне ответила: «Ой, вообще работать надоело! Хочу дома сидеть, быть домохозяйкой. Маникюры-педикюры целыми днями делать. Все, набегалась!» Я сказала на это: «Для сидения дома надо, чтобы кто-то кормил. Ты что же, богатого жениха нашла?» И она засмеялась так довольно, почти счастливо. Я говорю: «Признавайся давай! Уже полтора года с нами работаешь, а все секретничаешь. Кто он?» Марина отнекивалась: «Не скажу. Боюсь сглазить». И потом, — подумав немного, добавила женщина, — если бы она в газету «Без цензуры» устроилась, то обязательно бы похвасталась. Ведь Семен Анатольевич, — осторожный кивок в сторону редактора, — ее часто критиковал. Говорил ей: «Ну что у тебя за стиль, Марина!»

— А она, действительно, скрытная была? — вздохнув, спросил Ивакин.

— Да уж. Ничего о себе не рассказывала.

— Не путай ты человека! — вдруг рассердился редактор. — Мы о ней почти все знали. Она очень любила рассказывать, каким мужественным был ее отец. Знали, по ее описаниям, какая у нее невероятная квартира, какая дача в министерском поселке. Сколько там антиквариата. Знали о ее брате, об их взаимоотношениях. Марина постоянно рассказывала о матери и о тетке своей парализованной, матери брата Миши. Но о личной жизни она не рассказывала. Это правда. Мы и следователю тому сказали, что про ее романы нам ничего не известно. Тем более южные. Но я уверен, что не было у нее личной жизни. Ну вот как мужчина я это чувствовал! — и редактор с большим сомнением посмотрел на Ивакина, как бы призывая: «Вспомни, ты ведь тоже мужчиной был. Давно, но был».

— А художник? — не согласилась женщина. — Помните?

— Он отпадает! — отмахнулся редактор. — Ты не поняла, что ли? Потом, это когда было? При царе Горохе?

— Так, — снова вмешался Ивакин. — Леонидова что-нибудь говорила о драгоценностях? О фамильных украшениях?

— Были когда-то какие-то ценные часики, — сказала женщина. — Вроде продали их за бешеные деньги. Марина твердила, что кое-что еще остается. Но, скорее всего, врала. Она мне как-то показала булыжник у себя на шее, намекнула, что бриллиант. А у меня муж ювелир, меня не обманешь. «Это, Марина, топаз, — я ей сказала. — И не старинный. Советское золото и дизайн советский».

— Очень деликатно! — заметил редактор.

— Не люблю, когда врут! Всегда сразу одергиваю. Она, конечно, после моих слов сникла.

— Вот почему она тебя не любила!

— Может, и из-за этого, — спокойно согласилась женщина. — Как-то я видела колечко на ней. Простенькое. С фианитом, думаю.

— С цирконием, — поправил Ивакин.

— Ну, или с цирконием. Его она уже за бриллиант не выдавала. При мне, по крайней мере. Хотя его-то как раз было бы логичнее. Ну не эту же каменюку, которую она на шее таскала! Говорить, что это бриллиант, может только человек, который вообще в драгоценностях не разбирается.

— Это ее амулет был, — добавил редактор.

— Понятно. — Ивакин снова вздохнул. — Не так уж вы мало знали. А о ее взаимоотношениях с братом что вы думаете?

— Отвратительные! — сказала женщина. — И по ее вине! Он-то как раз неплохой парень.

— Вы его видели?

— Он однажды заехал, и при нас разыгралась безобразная сцена. Брат, как я поняла, нашел арендатора для ее дачи. Кого-то с работы. Причем, речь шла о сумме совершенно заоблачной. Ну, мы знали, конечно, что дача у нее какая-то невероятная…

— Это Леонидова говорила?

— Да, она. Говорила, что поселок красивый, что одни министры вокруг, сосны, дом двухэтажный, но, мол, надо его в порядок привести, да и неохота с жильцами связываться. Но потом, вроде, согласилась сдать, попросила Мишу найти кого-нибудь, обязательно знакомого. Он и нашел. Приехал обсудить условия. А ей не понравилось, что он ее напрямую с жильцом не сводит. Она стала кричать: «Ты еще заработать на мне хочешь!» Он начал оправдываться.

— Я помню эту историю, — произнес редактор. — Мне тоже показалось, что он решил накрутить немножко.

— Ну и что? — возмущенно проговорила женщина. — Ей-то что? Он ей по телефону цену назвал, она с ней согласилась, даже сказала мне: «Представляете, какая огромная сумма! Я не ожидала!»

— Сколько? — спросил Ивакин.

— Тысяча долларов, что ли, — женщина пожала плечами. — Не помню. Главное, Марине все понравилось. И цена, и то, что жилец не с улицы, знакомый брата. Но нет вот, уперлась: он меня обманывает! Знаете, я видела: у нее такое отношение к брату было… ну, как бы объяснить. Он бедный родственник и должен знать свое место!

— Да она вообще такая была! — вмешался редактор. — Таких людей полно: и сам не ам и другим не дам.

— В общем, она на брата сорвалась. И тон такой — как у барыни-помещицы. Он просто позеленел. Это ведь при всех было. А когда он ушел, Марина ко мне подсела, довольная такая, и говорит: «За дуру меня считает. Ничего, я ему продемонстрировала, что тоже кое-чего понимаю. В бизнесе!» — и захохотала. А я ей говорю: «Марина! А что ты выиграла? Ты ведь дом-то не сдала! И потом Миша твой работал, искал, ты сама должна была догадаться о вознаграждении». Она после моих слов прямо зашлась от возмущения: как, на родственнице наживаться?! А сама рассказывала, что только Мишиными стараниями дом-то еще и стоит. Он там что-то латает, снег с крыши убирает, старые сучья отпиливает. И все бесплатно! Короче говоря, объявила, что вообще передумала дом сдавать. «Вопрос закрыт раз и навсегда!» Так и сказала.

— Знаете, она была истеричкой, — усмехнулся редактор. — И энергетическим вампиром. У нее совершенно не было друзей! Никого! Ей никто не звонил, с днем рождения никто не поздравлял. Миша этот, кстати, когда уходил в тот раз, сказал ей об этом: «Ты уже со всеми расплевалась. Никого рядом с тобой не осталось!» Это похоже на правду. Все ее раздражали. Но я, грешным делом, думал: это оттого, что она неудачница. Все ее ровесницы уже по второму ребенку родили. Когда узнал, что у нее большие личные перемены намечаются, даже обрадовался: подобреет теперь. Но в общем, мы не очень жалели, что она уходит, это я вам прямо и откровенно скажу.