Затерянный храм - Том Харпер

— Что будем делать?

Он обернулся. Ставни были открыты, и комната за его спиной, залитая никотиново-желтым светом, напоминала картину в раме. Рид сидел на стуле у комода с зеркалом, по-видимому загипнотизированный вентилятором на потолке, а Марина, присев на край кровати, штопала рукав блузки. За ее спиной лежал Мьюр с подушками под спиной, хмурясь и зажимая зубами сигарету. Одна брючина у него была закатана до колена, освобождая место толсто положенной на лодыжку и голень повязке; навестивший его доктор, однако, заявил, что пуля ничего важного не задела.

Вопрос так и повис в задымленном воздухе без ответа. В тот день они вообще немного разговаривали. Никто после перестрелки не спал — они просидели всю ночь, вздрагивая при каждом хрусте ветки и плеске волны. Как только рассвело, собрали убитых русских и утопили их в заливе, утяжелив тела камнями. Потом сели и стали ждать рыбака. Он, к большому удивлению Гранта, вернулся за ними.

Мьюр стряхнул пепел в пепельницу у кровати.

— Прежде всего я хочу знать, какого черта там делали русские.

— Им нужна была табличка. Они почти до нее добрались. — Грант указал на комод, где на кружевной салфетке в круге света от лампы лежала табличка. — И твой шестьдесят первый элемент, что бы это ни было, им тоже нужен. И это не может не вызвать вопрос: что такого в этом элементе, что и янки, и Советы так хотят его заполучить?

Мьюр надменно посмотрел на него:

— Говорю тебе — я просто посредник. Тебе следовало бы задать другой вопрос: как они нас нашли?

Грант подлил себе вина из наполовину пустой бутылки на балконе и одним глотком выпил.

— В стране идет гражданская война. Кругом мельтешат советские военные советники. Половина населения поддерживает Фронт национального освобождения Греции.

— Эти, которых мы утопили, совсем не военные атташе, заблудившиеся в темноте. Они знали, что им нужно, как ты сам сказал, и знали, где мы находимся. Два дня назад мы сами и понятия не имели, где будем. Кто-то им сообщил. В этой комнате искать пятую колонну недолго.

Повисло тяжелое молчание, которое нарушила яркая вспышка и звонкий грохот, раскатившийся над гаванью. Грант, резко обернувшись, инстинктивно потянулся к бедру. Но это был всего лишь фейерверк, начало плотной канонады, которая разыграется, когда наступит полночь пасхальной субботы.

— Забавно, как эти традиции уживаются с христианством, — заметил Рид. — Идея отпугивать злых духов громкими звуками очень стара.

Он ни к кому персонально не обращался, и никто не обратил на него особого внимания. Марина пристально смотрела на Мьюра, примерно с таким же лицом, с каким она стреляла в русского на берегу. В этот раз Мьюр благоразумно держал свой пистолет при себе.

— Что ты сказал? — прошипела она сквозь зубы.

— Я сказал, что это странно — как ты вышла ночью прогуляться именно тогда, когда возле нашего лагеря нарисовались эти русские. Еще более странно, что ты пристрелила последнего из них прежде, чем он успел нам хоть что-нибудь рассказать. А потом, давай не будем забывать про твоего дорогого покойного братца.

— Он был не коммунист, — отрезала Марина. — Он был герой.

— Он был лучшим другом Коммунистической партии Греции.

— Потому что только она стремилась организовать сопротивление немцам, а все политики лишь хотели залезть к нам в карман. Алексею не было дела ни до Сталина, ни до диктатуры пролетариата, он хотел воевать с нацистами.

— А после них? Кто бы пришел потом?

— Какая разница? — Лицо Марины пылало ненавистью. — Сталин, Трумэн, генерал Скоби?[21]Вы все хотели получить Грецию для себя. — Ее горящий взгляд был устремлен на Гранта, Мьюра и Рида. — Есть такая легенда: однажды женщины Лемноса собрались вместе и одним махом убили всех мужчин на острове. Пожалуй, это они хорошо придумали.

Она выскочила за дверь и захлопнула ее за собой. Хлопок на миг даже заглушил треск фейерверков на набережной.

Мьюр чиркнул спичкой по коробку:

— И черт с ней.

Грант посмотрел на него с отвращением:

— Ты же знаешь, что ее брат не был коммунистом.

— Ну, насколько это ее касается, — был. И она что-то скрывает.

— Она страшно злится из-за того, что случилось с ее братом.

— Тогда почему ты не сказал ей правду? Вино в бутылке еще осталось?

Грант взял бутылку с мускатом. Бутылка из погреба владельца гостиницы была покрыта пылью и не имела этикетки. Грант заткнул ее пробкой и катнул по полу в сторону Мьюра. Мьюр поморщился — ему пришлось тянуться, чтобы достать ее.

— Марина была знакома с Пембертоном, она знает археологию и умеет воевать. Этой ночью на берегу она, пожалуй, спасла наши шкуры.

— Протри глаза. Она убила этого русского, потому что у нее не было выбора. Если бы мы его взяли, он бы ее выдал.

Грант покачал головой:

— Не верю. Ей было бы удобнее пристрелить меня. Ты валялся у костра, Рид был безоружен, а табличку забрал русский. Они могли бы сесть в лодку и сейчас были бы уже на полпути к Москве.

По полу скрежетнул стул. Рид поднялся и поморщился — в него уперлись два сердитых взгляда.

— Я… м-м-м… подумал, не подышать ли воздухом.

— Нет, черт вас возьми. Мы вас и так чуть не потеряли. Никто не знает, сколько мерзавцев тут еще бродит. — Мьюр махнул рукой в сторону окна. Улица за окном была полна шума и света — горожане спешили в церкви на всенощную службу.

— Я пойду с ним. — Гранту, как и Риду, хотелось куда-нибудь деться от затхлой злобы, повисшей в комнате.

— Смотри в оба. Особенно сейчас, когда Марина осталась без присмотра.

Грант повесил на пояс кобуру «уэбли» и натянул пиджак, чтобы прикрыть ее.

— Мы будем осторожны.

На воздухе было легче. Наслаждаясь, они молча постояли на крыльце гостиницы. Ни один не знал, куда идти, но, как только они спустились на улицу, их тут же увлекло за собой течение толпы. Люди были одеты в самые лучшие свои наряды — отцы в костюмах-тройках, пусть даже и поношенных, матери в туфлях на высоких каблуках; они тянули за собой мальчишек с отмытыми личиками и девчонок с заплетенными в косички волосами. Все, даже самые маленькие дети, несли белые свечи.

— Надеюсь, с Мариной все в порядке, — произнес Рид. — Кажется, она очень переживает из-за брата.

— Еще бы. Это мы убили его.

— О-о… — Рид поморщился и про Марину больше не расспрашивал. Помолчав, он продолжал: — Вижу, вас это не очень беспокоит. Люди размахивают оружием. Кто-то гибнет.

— Не беспокоит? — Грант рассмеялся. — Может быть. К этому привыкаешь.