Под стеклянным колпаком - Сильвия Плат

Марко достал тонкую сигару и серебряную зажигалку в форме пули. Сунув сигару в рот, он нагнулся над маленьким огоньком. Его лицо с резко высвеченными переходами света и тени казалось чужим и искаженным болью, словно у беглеца. Я пристально смотрела на него.

– В кого ты влюблен? – спросила я.

Несколько мгновений Марко молчал, лишь открыл рот и выпустил синее колечко дыма.

– Чудесно! – рассмеялся он.

Колечко расширялось и таяло по краям, мертвенно-бледное во мраке ночи.

Потом он произнес:

– Я влюблен в свою двоюродную сестру.

Я ничуть не удивилась.

– Почему ты на ней не женишься?

– Это невозможно.

– Почему?

Марко пожал плечами.

– Она же моя двоюродная сестра. Она собирается стать монахиней.

– Она красивая?

– Ее никто не коснется.

– А она знает, что ты любишь ее?

– Конечно.

Я умолкла. Преграда казалась мне совершенно нереальной.

– Если ты любишь ее, – произнесла я, – то когда-нибудь полюбишь кого-то еще.

Марко швырнул сигару себе под ноги. Земля стремительно наплыла на меня и встретила легким ударом. Между пальцами проступила грязь. Марко ждал, пока я приподнимусь, потом он обеими руками схватил меня за плечи и швырнул обратно на землю.

– Мое платье…

– Твое платье!

Грязь растеклась и прилипла к моим лопаткам.

– Твое платье! – Словно в тумане, лицо Марко наклонилось над моим. Капли его слюны попали мне на губы. – Оно черное, и грязь тоже черная. – Он бросился на меня, словно хотел продраться своим телом сквозь меня прямо в грязь.

«Вот оно, – подумала я. – Вот оно, началось. Если я буду вот так лежать без движения, это случится».

Марко вцепился зубами в бретельку у меня на плече и разорвал платье до самого пояса. Я увидела, как мелькнула голая кожа, словно бледная завеса, разделяющая двух смертельных врагов.

– Шлюха! – с шипением ворвалось мне в уши. – Шлюха!

Пыль рассеялась, и я увидела поле битвы целиком. Я начала вырываться и кусаться. Марко прижимал меня к земле.

– Шлюха!

Я врезала ему по ноге острым каблуком туфли. Он чуть повернулся, ощупывая место удара. Потом я сжала пальцы в кулак и врезала ему по носу. Это походило на удар по бронированному поясу линкора. Марко сел. Я начала плакать. Он вытащил белый платок и промокнул им нос. На светлой ткани расплылось темное пятно, как от чернил.

Я облизала соленые костяшки пальцев.

– Где Дорин?

Марко пристально смотрел куда-то за площадку для гольфа.

– Где Дорин? Я хочу домой.

– Шлюхи, все шлюхи, – говорил Марко, казалось, самому себе. – Да или нет – одно и то же.

Я толкнула его в плечо.

– Где Дорин?

Марко фыркнул:

– Валяй на стоянку и поищи на задних сиденьях всех машин. – Он вдруг резко обернулся. – Мой бриллиант.

Я поднялась на ноги и откуда-то из темноты вытащила свою накидку. Потом пошла прочь. Марко вскочил на ноги и преградил мне путь. Затем он нарочито медленно утер пальцем расквашенный нос и двумя мазками измазал мне щеки кровью.

– Я своей кровью заработал этот бриллиант. Верни его.

– Я не знаю, где он.

Но я прекрасно знала, что бриллиант лежал у меня в сумочке и, когда Марко повалил меня на землю, она улетела, словно ночная птица, в непроглядную тьму. Я начала подумывать, как бы увести его подальше, а потом вернуться одной и разыскать ее.

Я понятия не имела, сколько может стоить бриллиант такого размера, но, как бы то ни было, я знала, что немало. Марко обеими руками схватил меня за плечи.

– Говори! – приказал он, чеканя каждый слог. – Говори, или я тебе шею сверну.

Мне вдруг стало все равно.

– Он в моей сумочке, – ответила я. – Где-то в грязи.

Я ушла, а Марко остался ползать на четвереньках, ища в темноте еще один маленький кусочек тьмы, скрывавший сияние бриллианта от его бешеного взгляда.

Дорин не оказалось ни в танцевальном зале, ни на стоянке. Я старалась держаться в тени, чтобы никто не заметил прилипшую к моему платью и туфлям траву, а черной накидкой укрыла плечи и голую грудь.

К счастью для меня, танцы почти закончились, и группки людей начали выходить из клуба и направляться к припаркованным машинам. Я шла от машины к машине с просьбой подвезти меня, пока в одном из авто не нашлось для меня место, после чего меня высадили в центре Манхэттена.

В бледно-серый предрассветный час между тьмой и зарей на крыше солярия «Амазона» не было ни души. Тихо, словно грабитель, накинув халат с васильками, я подкралась к краю парапета. Ограждение доходило мне почти до плеч, поэтому я подтащила один из стоявших у стены шезлонгов, раскрыла его и встала на шатавшееся под ногами сиденье.

Сильный порыв ветра растрепал мне волосы. Спящий у моих ног город притушил огни и затемнил здания, словно перед похоронами. Это была моя последняя ночь в Нью-Йорке.

Я схватила принесенную с собой охапку и потянула за бледный хвостик. У меня в руке оказалась эластичная комбинация без бретелек, в процессе носки потерявшая эластичность. Я взмахнула ею, словно белым флагом капитуляции, раз, другой… Ветер подхватил ее, и я разжала пальцы. Белым пятном она уплыла в ночь и начала медленно опускаться на землю. Я подумала, на какой же улице или крыше она обретет покой.

Я снова потянулась к охапке. Ветер налетел, но вдруг стих, и похожая на летучую мышь тень опустилась в сад на крыше пентхауса напротив.

Предмет за предметом я скармливала свой гардероб ночному ветру, и, покачиваясь на его волнах, словно пепел любимого человека, серые клочки уносились прочь, чтобы осесть тут и там, неизвестно где в темном сердце Нью-Йорка.

Лицо в зеркальце походило на больного индейца.

Я бросила косметичку в сумочку и принялась смотреть в окно поезда. Мимо меня, словно гигантская свалка, проносились болота и унылые пейзажи Коннектикута, фрагменты которых никак не соотносились друг с другом.

Какая же мешанина весь этот мир!

Я перевела взгляд на свои незнакомые юбку и блузку. Юбка была зеленая, в сборку, с облегающим поясом, крохотными черными, белыми и серебристо-голубыми вкраплениями по всей поверхности и сидела на мне колоколом. Рукава белой в сетку блузки заменяли оборки на плечах, мягкие и гибкие, словно крылышки новорожденного ангела.

Я забыла оставить какую-нибудь дневную одежду из охапки, которую пустила по ветру над Нью-Йорком, поэтому выменяла у Бетси блузку и юбку на халат с васильками.