Из царства тьмы - Вера Крыжановская

Они снова поднялись по большой лестнице и вступили в залу, где накануне танцевали, но теперь ее убранство существенно изменилось. Посередине, на высоте двух ступеней, возвышался обитый красным бархатом престол, а на нем в золоченом кресле восседал Азрафил, и по обе стороны стояли два высоких канделябра о семи черных зажженных свечах. Расположенные треугольником жаровни с горевшими угольями распространяли едкий одуряющий запах, а подвешенные к потолку лампы ярко-красного стекла заливали залу кровавым светом.

Вокруг Азрафила полукругом столпились разряженные люди с мертвенно-бледными лицами, изъеденными всевозможными животными страстями; в первом ряду находилась баронесса Козен, а перед престолом стоял во фраке и белом галстуке двойник доктора Заторского. Уриель подвел Мэри прямо к нему и вложил ее руку во влажную ледяную руку так называемого «доктора».

В эту минуту два сатаниста притащили за рога большого черного козла, а какой-то человек в красном одеянии заколол его у ног жениха и невесты. Подставив чашу под фонтан хлынувшей из раны крови Азрафил затем поднял ее над головой и прокричал:

— Разделите эту чашу, пейте новобрачные сущность жизни. А ты, Ральда, во имя господина нашего сатаны, клянись, в любви и верности своему супругу, Астароту, истинному сыну царя тьмы.

Хор приветствовавших затянул нестройную песню и в то время, когда жених собирался надеть кольцо на палец Мэри, сатанист подносил чашу, приказывая выпить из нее.

С отчаянной решимостью Мэри вырвала у Астарота свою руку и сильным ударом выбила чашу у сатанистского жреца, оросив его кровью, а кольцо откатилось в сторону. Затем, хриплым от волнения голосом она выкрикнула:

— Крест побеждает ад! Я умираю верной Христу Спасителю, и вам не достанется моя душа, проклятые! Муками последнего часа моего искуплю я мои прегрешения перед Господом, которого кощунственно поносила. В руки твои, Боже милостивый, предаю я отныне дух мой!

Среди страшного сборища наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь отдаленными глухими раскатами грома, по-видимому собиралась гроза, но никто из бывших в зале как будто не обращал на это внимания.

Азрафил выпрямился во весь рост на столе, служившем ему престолом, и с пеной у рта, казалось, готов был кинуться на «бунтовщицу». В ту же минуту вперед выскочил бледный, с искаженным лицом Уриель, зажав в поднятой руке кинжал, как вдруг между ним и Мэри появился Пратисуриа, который присел и ощетинился. Вне себя от бешенства, Уриель разразился мерзким богохульством, а потом прорычал заклинание, которым приказывал тигру растерзать «мятежницу». Но вместо того, чтобы исполнить приказ, тигр заревел так, что задрожали стекла. Прыгнув затем на Уриеля, он повалил его на пол и схватил за горло, а когтями неистово терзал ему грудь, вырывая кусками мясо с платьем.

В эту минуту удар грома раздался словно над самым домом, а по зале пронесся огненный зигзаг, который сбросил Азрафила с трона, опрокинул канделябры с жаровнями и повалил присутствующих. Между тем тигр, оставив труп Уриеля, бросился на Укобаха и сшиб того ударом лапы. Теперь залу и обезумевшую толпу без перерыва озаряла лишь сверкавшая молния, так как огни потухли.

Несмотря на невыносимые боли во всем теле у Мэри была одна мысль: бежать из этого ужасного места, пользуясь суматохой. Лишь только молния вновь озарила комнату зеленоватым светом, она бросилась к тигру, терзавшему какое-то лежавшее на полу тело, схватила его за ошейник и потянула за собой. Пратисуриа тоже, казалось, обезумел, но, послушный голосу Мэри, без сопротивления пошел за ней. Ураганом спустились они с лестницы, через боковой выход выскочили в сад, добежали до ворот и очутились на улице. Держа Пратисуриа за ошейник и забыв о своем странном наряде Мэри летела, точно гонимая демонами; она только сорвала с головы диадему с рожками и задыхаясь беспрерывно говорила:

— Спаси меня Христос! Крест побеждает ад!

Улицы, по которым она бежала со своим необыкновенным спутником, были пусты и безлюдны — поздний час и проливной дождь разогнали всех по домам, но Мэри не обращала внимания на непогоду. Совершенно неожиданно на повороте одной из улиц оказалась она перед открытой дверью небольшой часовни. Несколько лампад озаряли строгие лики святых и большую икону Скорбящей Божьей Матери. Мэри вскрикнула. Случайность, которая привела ее к часовне, была словно ответом свыше, что раскаяние ее услышано, и Небо снова приемлет ее под святой кров свой. Перед ней были милостивые покровители всех слабых духом, заблудших, грешных и преступных; тут была и Матерь Божия, простирающая свой покров, чтобы укрыть и приютить всех страждущих.

Выпустив ошейник тигра, Мэри вошла в часовню и, упав на колени, с мольбой протянула к иконам руки: молитва, давно изгнанная и запрещенная, лилась из ее уст подобно потоку любви и раскаяния, вымаливая силу и поддержку.

— Помилуй мя Господи! — повторила она, кладя земные поклоны и касаясь лбом плит.

И ее призыв не был напрасным, вера и надежда оживали в ней, возвращая некоторое спокойствие. В порыве страстной признательности молилась она, благодаря Бога за свое спасение и прося указать ей надлежащий путь, чтобы навсегда порвать с преступным прошлым.

Вдруг она вспомнила о своем товарище по несчастью, тигре. Она оставила его без надзора, и если он начнет бродить по улицам, могут произойти несчастья. Она тревожно оглянулась и увидела, что Пратисуриа лежал у входа в часовню, уткнув морду между лап. Он ждал, верный друг, только что спасший ее от кинжала Уриеля, и вместо того, чтобы убить ее, уничтоживший злодея. Мэри подбежала к нему и, став перед ним на колени, обласкала его, а тигр поднял голову и полизал ее руку, что-то грустное и тревожное проглядывало в его зеленоватых глазах, смотревших на нее почти человеческим взглядом. Жалость охватила сердце Мэри, и ее глаза наполнились слезами.

Но иная мысль заставила ее вздрогнуть, и она с болезненной тоской задала себе вопрос: что она будет делать и где найдет убежище в такую погоду, среди глубокой ночи, да еще в этом позорном костюме и в обществе тигра, потому что покинуть Пратисуриа на произвол судьбы она ни за что бы не решилась. Она была одинока, но, тем не менее, предпочла бы смерть необходимости вновь переступить порог дома Ван-дер-Хольма.

Тщетно искала она выход из своего ужасного положения, как вдруг ее внимание привлек гудок автомобиля и прежде, чем она успела укрыться в тени часовни, автомобиль остановился в двух шагах от нее, дверца открылась и Заторский с князем Елецким выскочили на тротуар.

— Мэри! Ну, слава Богу, что мы нашли вас! — воскликнул доктор бросаясь к ней.

— Спасите меня, Вадим! — ответила Мэри, подбегая к нему.

— Для этого мы и приехали, — сказал князь, укутывая ее в привезенный плащ. — Живо, Вадим, неси ее в экипаж, она еле держится на ногах, — добавил он, видя, что Мэри шатается.

Доктор поднял ее, как ребенка.

— Возьмите и Пратисуриа, ведь он спас мне жизнь, — слабым голосом проговорила Мэри, протягивая к тигру руки.

А тот, вероятно, принял это движение за приглашение, потому что одним прыжком очутился возле автомобиля, первым вскочил внутрь и улегся, к большому удовольствию князя и Заторского, вошедших вслед за ним с Мэри на руках.