Синдром войны - Александр Тамоников

– Заткните ему пасть, пожалуйста, пока я топором не рубанул, – проговорил Архипов.

Он загрузил поверх углей дрова, убыл за новой партией. Когда вернулся, Алексей уже проводил ревизию в продуктах, раскладывал их по горкам. Коробки были неполные, кто-то успел в них покопаться. Хорошая новость – обнаружился бидон с питьевой водой, несколько мисок, кружек. Плохая – во всем изобилии нужных и ненужных вещей не было даже щепотки чая.

– Начинаем выкобениваться, – удивленно отметил Архипов, выслушав плохую новость. – Справимся, командир. Сегодня перетерпим, скоро темнеть будет, а завтра сбегаю в магазин, посмотрю, что там осталось.

С медикаментами было сложнее. Левин с ужасом смотрел, как Архипов с Алексеем, сделав заговорщицкие лица, моют руки и подходят к нему явно не с дружескими намерениями. Он закрыл глаза, смирился, снова дергался, когда с него снимали штаны и разматывали бинт. Андрей вцепился пальцами в неровности в полу, приготовился к боли.

Оба отверстия – входное и выходное – смотрелись не самым лучшим образом. Кожа вокруг них вздулась, стала фиолетовой. Пулевые отверстия превратились в черные сгустки. Прикоснуться к ним было невозможно. Левин орал, словно ребенок, которому ставят укол. Однако дотрагиваться пришлось. Один держал раненого, другой обрабатывал раны перекисью водорода, присыпал сухим стрептоцидом. Ни новокаина, ни антибиотиков у ополченцев не было. Они снова сделали товарищу жесткую перевязку, натянули штаны и сунули в рот обезболивающий кетонал.

– А будешь в следующий раз орать, отрежем ногу! – пообещал Алексей. – По самую шею. И лежать тебе до конца твоих дней в коридоре районной больнички. Чего ты так разнюнился, Андрюха? Рана ведь сквозная.

– А почему так болит? – Боец в изнеможении откинул голову.

Он обливался горячим потом.

– Хреново, – еле слышно пробормотал Архипов. – Если завтра все будет в порядке, с самого утра надо искать аптеку или дома обшаривать. Это не лечение, блин! Загубим парня!..

– Согласен. – Стригун кивнул, собрал лекарства с перевязочными материалами и отнес в угол нахохленным пленникам.

Лазарь был бледнее некуда, хотя и смотрел волчонком.

– Рану обработайте парню, – сказал Алексей. – Надеюсь, имеете представление, как это делается. Это все, что нашли. Других препаратов нет.

Поперечный сдержанно кивнул, отвел глаза. Ополченцы не стали развязывать им руки. Украинцы не жаловались, справлялись.

Алексей обратил внимание, что в Поперечном начисто отсутствует спесь, во всяком случае, по отношению к подчиненным. Он не пытался переложить всю работу на Смирнова, не держался особняком от рядовых. Майор сам перевязывал бойца, говорил какие-то успокаивающие слова, а Смирнову только поручил облачить раненого в куртку.

Потом был мрачный вечер. За окном стемнело быстро, не успели оглянуться. Связь по-прежнему отсутствовала. Пыхтела печка, поедая дрова и остатки угля. Горели заплесневелые свечи, упаковку которых нашли под кроватью.

Архипов сбегал с топором за новой охапкой, вернулся, вывалил растопку возле печки и сообщил, что на улице все белым-бело, ветер приутих, погода самая новогодняя. Дрова прогорали быстро, спасительное тепло распространялось по подвалу.

Представители враждующих сторон неприязненно разглядывали друг друга. Блики света блуждали по серым от усталости лицам. Лазарь буркнул что-то обидное. Алексей разозлился, схватил обгоревшую головню, шагнул за печку. Лазарь сжался, заволновались остальные.

Но Алексей лишь заявил:

– За печкой ваша территория. За пределы не выходить! Кто будет уличен в пересечении границы, тот получит по роже. И чтобы больше ни звука.

– Браво, капитан! – Майор демонстративно похлопал в ладоши. – Вы, чувствуется, большой знаток Женевской конвенции в части обращения с военнопленными.

– Даже не слышал о такой, майор, – ответил Алексей. – Предпочитаю руководствоваться целесообразностью и отчасти совестью. Краснеть не буду, поскольку точно знаю – на нашем месте вы нас просто расстреляли бы.

– Кстати, вопрос. – Майор усмехнулся. – Будучи на вашем месте, вы не собираетесь кормить военнопленных?

– Наглецы! – Архипов покачал головой. – Не убили, дали им лекарства, поместили в тепло, между прочим, сами еще не ели. Алексей, не пора ли нам размяться? – Он сжал увесистые кулаки.

Стригун отмахнулся, стал вскрывать банки с консервами. Тушенка из свинины была чудовищно жирной, состояла преимущественно из сала и жилок, мяса в ней почти не было. Ржаные сухари отсырели. Солонина не жевалась, приходилось долго держать ее во рту, напитывая слюной.

Но ополченцы жадно ели. Алексей с ножа, остальные пользовали старые алюминиевые ложки. Они прихлебывали воду из заварочного чайника с отколотым носиком. Потом ополченцы с наслаждением курили, пуская клубы дыма в сторону пленных.

– Хорошо! – вынес неоспоримый вердикт Андрюха.

– А им не очень. – Архипов кивнул на противника. – Хотя держатся. Смотри, какие орлы комнатные.

– Пыхтят гордо, а выглядят хреново, – согласился Алексей. – Ладно, мужики, мы не фашисты. – Он загрузил в коробку кое-какие продукты, посуду, пачку сигарет, зажигалку и толкнул коробку по полу. Майор Поперечный даже ухом не повел. Смирнов задрал нос. Лазарь насторожился, вытянул шею – коробка не доехала до цели.

– Что там? – буркнул он.

– Фига с маслом, – буркнул Левин. – Жрите, господа укропы, это не бомба. От нашего стола, как говорится.

Лазарь покосился на своих товарищей, которые словно окаменели, смутился, начал колебаться.

– Сделайте же нам одолжение, покушайте, – заявил Левин.

– Ладно, Андрюха, прекращай! – Алексей поморщился.

Несколько минут царило тягостное молчание. В майоре Поперечном смертным боем бились презрение к врагу и простые человеческие потребности.

– Ладно, хлопцы, давайте поедим, – проворчал он. – Пусть насмехаются.

Пленные ели жадно, не обращая внимания на сало и жилы. Скребли ложками по жести, вылизывали, хрустели сухарями. Жадно пили воду, курили с облегченными лицами.

– Заморили червячка? – без особого ехидства поинтересовался Алексей.

– Насмешили его, – ответил Смирнов, туша окурок об пол.

– Больше не дадим, – сказал Стригун. – Сами съели столько же. Продуктов немного, а сколько здесь сидеть – неясно. Завтра попробуем осмотреть поселок. В случае удачной охоты рацион расширится.

– Ладно, не объясняй, капитан, понимаем, – проворчал Поперечный.

– Да что вы понимаете, товарищ майор, они же жмоты! – пробубнил не наевшийся Лазарь. – Вы посмотрите, сколько у них жратвы, а нам дали – кот наплакал. Сволочи они, им лишь бы поиздеваться.

Алексей рассмеялся, и все с удивлением уставились на него.

– Вот в этом и есть суть украинской политики в отношении России. Не обессудьте, господа. «Сосед, дай пожрать, а то мне тебе под дверь нагадить нечем». Раньше так говорили и дальше будут. И на высшем уровне, и на бытовом. Плевать, что Россия злейший враг – она обязана кормить своих младших малороссийских братьев. Мы их будем гнобить, обзывать, всячески порочить, объявлять санкции, но они все равно обязаны нас содержать, поскольку так сложилось исторически. А с каких борщей Россия вам обязана, господа? Она чем-то провинилась перед вами в историческом плане? Мы вас не защищали от фашистов, от турок, от шведов? Мы вас не кормили все годы советской власти?