Стальной ураган - Виктор Прудников

И тут снова в 100-й танковой бригаде произошел невероятный случай, о котором нельзя не упомянуть. Бригада только что заняла несколько населенных пунктов — Брыковку, Подьяблоню и Колокольню. О чем и доложил комбриг в штаб корпуса. Не прошло и часа, как позвонил командующий группой генерал Тюрин:

— Андрей Лаврентьевич, что у вас происходит на левом фланге? Там по-прежнему идет бой. Как это прикажете понимать?

Сразу же возникло подозрение, что комбриг Иванов поторопился с рапортом. Такого за ним никогда не наблюдалось. Гетман не стал оправдываться, сказал только о том, что немедленно свяжется с комбригом, выяснит ситуацию и доложит в штаб группы.

Тюрин еще долго продолжал бушевать, приказал лучше контролировать действия своих войск, впредь давать правдивую информацию. А чтобы она была действительно правдивой, командные и наблюдательные пункты держать ближе к переднему краю.

Связавшись по радио с комбригом Ивановым, удалось выяснить: бригаду неожиданно атаковал немецкий минометный полк. С трудом удалось отбиться, подошли стрелковые дивизии.

Упрекнуть Иванова было не в чем. В бою непредсказуемых ситуаций может возникнуть сколько угодно. Тем более чувствовалось, что немцы откуда-то перебрасывают свежие подкрепления.

С командующим группой генералом Тюриным объясняться все же пришлось. Андрей Лаврентьевич убедил его, что вины комбрига Иванова, якобы давшего ложную информацию, нет. Неожиданно изменилась фронтовая обстановка.

Бои за Гжатью шли уже вторые сутки. Гетман, используя все свои силы, пытался разгромить 5-ю танковую дивизию немцев на рубеже Попцово — Субботники, чтобы потом вырваться вперед и захватить населенные пункты Остапово. Нероново и Изюбрево. Сюда уже подходила 415-я стрелковая дивизия[99].

На исходе дня на связь вышел начальник штаба 22-й танковой бригады подполковник Н. Г. Веденичев. Он сообщил: ранен комбриг Ермаков, которого пришлось отправить в госпиталь за реку Гжать. Андрей Лаврентьевич тут же приказал взять командование бригадой на себя и продолжать наступление.

За четыре дня упорнейших боев 6-й танковый корпус перемолол немало живой силы и техники немцев, разрушил крупные оборонительные узлы за Гжатью, но и сам понес большие потери. Наступательные бои на Ржевском выступе давно превратились в позиционные. Стало ясно, что дальнейшие наступательные бои могут погубить остатки корпуса. Это поняло и командование 20-й армии. В ночь с 3 на 4 сентября генерал М. А. Рейтер отдал приказ сдать боевые участки стрелковым дивизиям, а корпус отвести на исходные позиции[100].

Совершив марш в Коптеловские леса, Гетман рассчитывал на то, что ему удастся полностью восстановить боеспособность корпуса. Корпусные мастерские работали круглосуточно, ремонтируя разбитую технику. В бригадах не хватало не только танков, но и личного состава. В ближайшие дни ожидалось пополнение.

Только эти ожидания оказались напрасными. Обстановка на фронте резко изменилась. К западу от города Зубцов, в район населенных пунктов Сохатино, Мартыново и Михеево, немцы начали стягивать крупные резервы, танковыми и пехотными соединениями контратаковали войска 31-й армии. Надо было не только укреплять оборону, но и пресечь попытки противника завладеть инициативой на этом участке фронта.

7 сентября 1942 года 6-й танковый корпус был переброшен к Зубцову и поступил в оперативное подчинение командования 31-й армии. Гетман был вызван в штаб армии для получения новой задачи.

Командарм В. С. Поленов и начальник штаба В. А. Глуздовский, ставя Гетману задачу, требовали, выдвинув корпус в район населенных пунктов Старый Березуй — Гнездилово, войти в прорыв, который осуществляли 164-я и 180-я стрелковые бригады, и, развив успех, теснить противника, не допустить его отхода от Ржева в южном и юго-западном направлениях[101].

Наступление началось 9 сентября. Гетман беспокоился: удастся ли ослабленным в прошлых боях частям выполнить поставленную задачу? Но, когда на КП поступили сведения о том, что захвачены населенные пункты Белогурово и Зубарево, успокоился. Часто в ходе боя нарушалась телефонная связь, и начальнику связи майору П. Г. Софьину приходилось посылать на линию своих людей для устранения неисправности. В это время связь с частями поддерживалась по радио. Если же танки уходили далеко вперед и дальность действия радиостанций прекращалась, Гетман писал командирам короткие записки, которые доставлялись на передовую офицерами связи.

На второй день танки и мотопехота подошли к деревне Михеево. Немцы основательно укрепили ее, и первые атаки положительных результатов не дали: не хватало ни артиллерии, ни авиации. Таких средств в распоряжении командира корпуса не было, а бой нарастал с каждым часом.

«За этот небольшой, но важный в тактическом отношении населенный пункт сражались части двух танковых и мотострелковой бригад, — писал позже командир корпуса. — Это объясняется тем, что все они после месяца с лишним непрерывных кровопролитных боев были немногочисленны. Немало воинов корпуса пало смертью храбрых в жестоких схватках с врагом, многие получили ранения и были эвакуированы в госпитали. Потеряли мы за этот месяц и более половины танков»[102].

Потерь в боях за Михеево было много — и людей, и техники. Деревня несколько раз переходила из рук в руки, противник постоянно перебрасывал сюда свежие силы — танки и подразделения эсэсовцев. За 10 дней боев на Михеевском плацдарме силами корпуса были разбиты лучшие силы немцев, в том числе танковая дивизия СС «Великая Германия»[103].

Михеево пало, но в трех бригадах осталось всего 17 танков, в 6-й мотострелковой бригаде — меньше сотни активных штыков. Потери понесла и 118-я стрелковая дивизия, которая вместе с танкистами громила отборные эсэсовские войска.

В Михеево Гетман решил дать короткий отдых своим бойцам. В ходе боевых действий многие дома в деревне были разбиты, кое-где от жилых строений вообще ничего не осталось.

Машина командира корпуса остановилась у одного из уцелевших домов почти на самой окраине. На стук в дверь из подвала вылезла старуха, едва ли не единственный житель деревни, в поношенной, видавшей виды телогрейке. На вид ей было лет семьдесят пять, но военное лихолетье доконало ее совсем.

Когда старухе объяснили, что военные хотят отдохнуть часок-другой в ее доме, она засуетилась, метнулась к давно нетопленной печи, чтобы разжечь огонь и вскипятить воду для чая. Адъютант Курило все быстро устроил, но бабушка все время посматривала в сторону Якова Ляленко, приняв его за важного армейского начальника. Видимо, его чистая гимнастерка со старшинскими треугольниками на петлицах и золотая танковая эмблема на рукаве, не в пример измазанной шинели Гетмана, ввели ее в заблуждение. Да где ей, старой, разобраться в званиях, к тому же никто из военных ничем не выделялся, обращались они друг к другу по имени-отчеству.