Следы на снегу - Георгий Брянцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"А что более точное? - задумался майор. - Гм... самое точное - это дать ответ на вопрос, кто и с какой целью убил Кочнева. Пока, к сожалению, на этот вопрос может ответить лишь один человек - убийца. Но через несколько дней отвечу и я. Кое-что для меня уже ясно сейчас. Что к убийству Кочнева имеет отношение Белолюбский - это для меня уже решенный вопрос. Что во всей этой истории не последнюю роль играет план, над которым работал Кочнев, - в этом я убежден. Что Белолюбский не тот, за кого себя выдает, - истина, не требующая доказательств. А дальше... Дальше идет нагромождение фактов, конкретных фактов, между которыми я еще не вижу пока закономерной взаимосвязи. При чем здесь, например, взрывчатка? С какой стати Белолюбскому понадобилось брить чью-то рыжую голову? Что за человек приходил украдкой на рудник, и можно ли утверждать, что это именно "Красноголовый"?
Анализируя свои ощущения, Шелестов приходил к выводу, что не по себе ему было, главным образом, оттого, что он не смог сразу распознать в коменданте Белолюбском несоветского человека, авантюриста. А не распознав его, он допустил ошибку, доверился Белолюбскому и дал ему поручение.
Это ошибка, определенная и непоправимая, но... внутренний голос, между тем, протестовал:
"Ты что, майор, чародей, что ли, что хочешь, взглянув на человека, ставить вдруг безошибочный диагноз, честен он или нечестен, враг или друг! Нет, брат, это не так просто! И в твоих действиях я не вижу никакой ошибки. Ты лучше подумай вот над чем: допустим, что ты не дал никакого поручения Белолюбскому. Не дал и все. И тогда бы Белолюбский не исчез. И тогда бы твой друг, опытный охотник, не нашел подозрительных следов, идущих от пруда в тайгу. И тогда бы ты не попал в дом Белолюбского, не нашел бы рыжих волос, остатков взрывчатки, не заинтересовался бы личным делом коменданта. Видишь, что получается! И действуй ты не так, а иначе, возможно, что и до сегодняшнего дня у тебя бы в руках ничего не было... Да... вполне возможно..."
С отяжелевшей от долгих раздумий головой майор Шелестов забылся лишь под самое утро.
Лейтенант Григорий Петренко вышел от полковника Грохотова около часу ночи в приподнятом настроении.
Секретарь полковника предупредил его:
- Машина у подъезда. Вы готовы?
- Вполне, - ответил Петренко и, подойдя к вешалке, начал одеваться.
- Вы так хотите лететь? - удивленно спросил секретарь.
- Нет, что вы, - улыбнулся Петренко. - Я уже почти северянин. Окончательно оденусь на аэродроме. Ну, привет, - и он подал руку секретарю...
Петренко быстро сбежал по ступенькам со второго этажа, уселся в закрытый "газик", и шофер тронул машину.
"Вот это да!" - подумал Петренко уже в дороге.
И действительно, где он только не побывал за последнее время. Семь суток ехал поездом чуть ли не через всю страну от Москвы до Большого Невера. От Невера через город Незаметный - центр Алданских золотых приисков, через хребет Холодникан, по скованной льдом Лене, пробирался четверо суток до Якутска автомашиной, а сейчас уже катил на аэродром, чтобы сесть в самолет. Его направляли в командировку, в распоряжение майора Шелестова, которого он в глаза не видел и который ожидал его где-то далеко, в тайге, на руднике со странным наименованием Той Хая. А там, как предупредил полковник Грохотов, придется иметь дело с оленями, лыжами, а возможно, и с кое-чем другим.
Петренко недавно исполнилось двадцать четыре года. С тех пор как он помнит себя, его неотразимо привлекал и манил к себе север. Его влекли далекие неизведанные пространства, суровые края, глухая, изрезанная звериными тропами, тайга. Его всегда волновали книги и фильмы о севере.
Родившись на Украине, он втайне, в душе стремился к сибирским просторам, носил в груди неукротимую страсть охотника-путешественника.
Когда молодым офицерам, окончившим училище, объявили о возможности выезда для продолжения службы в Якутию, Петренко первым дал согласие на выезд и подал рапорт.
И вот он на крайнем севере, в Якутии. Только позавчера он добрался до Якутска, а сегодня летит уже дальше, как сказал полковник, на боевое задание.
Его товарищи смотрят на него, как на счастливца, считают, что ему просто везет. Петренко и сам, кажется, склонен думать то же самое. Опять новые места, и каждое новое место откладывает в нем новое, яркое впечатление.
Сейчас, по пути на аэродром, Петренко был под впечатлением беседы с полковником, кабинет которого он только что покинул.
Полковник Грохотов поговорил с ним о цели командировки, а потом подвел его к большой карте Советского Союза, висящей на стене, и сказал:
- Вот она - Якутия. Большой, суровый и очень богатый край. А вот тут, видите, еще даже не отмечено на карте, расположен рудник Той Хая, где вас ожидает майор Шелестов. Вы будете пролетать слободу Амгу, - это районный центр. В Амге жил когда-то сосланный туда писатель Короленко. В Вилюйске отбывал ссылку Чернышевский, в селе Покровском - Серго Орджоникидзе, из Верхнеленского каземата бежал Феликс Дзержинский. Смотрите, сколько места занимает Якутия. По территории она стоит на втором месте после Российской Федерации. Мне сказали, что вы сами изъявили желание...
- Так точно, товарищ полковник, - прервал Грохотова Петренко. - Мне очень хотелось здесь побывать.
- Побывать или работать?
- Конечно, работать. Я неправильно выразил свою мысль, - поправился Петренко.
- Это другое дело. - Полковник подошел к книжному шкафу. - Наша родина огромна, богата, и мы ее еще плохо знаем. А должны знать. Возьмите в дорогу вот эту книгу и почитайте. Советую почитать. Лично мне она доставила большое удовольствие...
- Спасибо, товарищ полковник. Обязательно прочту...
* * *
* * *
Глубокой ночью самолет поднялся в воздух. Температура опустилась до 42 градусов ниже нуля.
"Как только все живое выдерживает эту страшную стужу? - подумал Петренко, располагаясь поудобнее в отведенном ему месте. - Эх, и достанется тебе здесь, южанин! Не раз еще вспомнишь теплую, привольную Украину!"
Привыкший приспосабливаться к любой обстановке, полный сил, энергии, Петренко пригрелся и вскоре заснул. Проснулся он, когда едва-едва рассветало, и солнца еще не было видно. Приник к оконцу.
Внизу то морем разливалась тайга, то тянулись безбрежные снежные пространства. Изредка попадались на глаза небольшие населенные пункты. Ближе к ним лес редел, светлел, мельчал. Светолюбивые сосны около жилых мест уж не так тянулись верхушками к небу, а больше раздавались куполами вширь.
Петренко с интересом всматривался вниз. Печные трубы в селах и деревнях, казалось, выходили не из домов, а торчали из пышных огромных сугробов. Припомнилось училище, топографический класс. Там вот так же, только не в снегу, а в вате, стояли различные домики и строения.