Пасьянс Даймонда - Питер Ловси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Липман кивнул.
– А вы решили, что он повредился рассудком? Ответьте, только честно.
– Это стало для меня неожиданностью, – промямлил Липман и поспешно добавил: – Вы можете рассчитывать на мою поддержку.
– Она мне понадобится.
Это было заявление о намерении со стороны Дэвида. Неожиданно, интуитивно и необратимо он принял самое важное решение в жизни. Он отдаст работе все силы, несмотря на свое презрение к миру бизнеса. После проведенной в Милане миссии его самооценка в роли руководителя повысилась. Мэнни проявил мудрость и остроумие. И он был прав: это здорово – владеть ситуацией.
– Держателей акций необходимо успокоить. – Это было сказано таким тоном, словно Дэвид все последние недели обдумывал данную проблему. – Я читал в самолете, что новость о смерти отца спровоцировала резкое падение курса.
– Сегодня утром упал еще на шесть пунктов. Если не переломим тенденцию, на нас наедут.
– Предпримут попытку захвата?
– Такая опасность существует. Проходимцы знают ценность компании. Все дело в потере доверия. Мы в штопоре, и они ждут момента, чтобы нанести удар.
– И разорвать на части?
– Это может произойти очень скоро.
– Если мы не помешаем.
– Вот именно. – Липман медленно водил пальцем по роговой оправе очков. – Чтобы восстановить доверие, вам надо заявить рынку нечто позитивное. Благодаря вашему отцу, у нас репутация каменной скалы. По крайней мере, была такой до последнего времени. У нас хорошая база продуктов БР…
– БР?
– Отпускаемых без рецепта. Потребительские товары. Да и капрофикс – до сих пор одно из самых популярных средств, которые выписывают от ангины.
– Но нас скоро могут обойти.
– Уже обошли. Адалат-прокардия впереди нас.
– Это что за штука?
– Лекарство, выпускаемое совместно фирмами «Байер» и «Пфайзер». «Марион-М Дой» со своими препаратами тоже наступает на пятки.
– У нас же много лекарств в процессе разработки.
Липман покачал головой:
– Только не от ангины. К тому же скоро заканчивается срок патента на капрофикс.
– То есть наши конкуренты смогут выпускать подделки?
– Именно.
Они надолго замолчали, а затем Дэвид подытожил:
– Очевидно одно: мне необходимо изучить наши научные и исследовательские программы. Вам, Майкл, ближе этот предмет. Есть что-нибудь на перспективной стадии разработки? Отец говорит в письме, что с решениями нужно поторопиться.
– Трудный вопрос, – замялся Липман. – Я могу пройтись вместе с вами по всему материалу, но лучше это сделать в кабинете, чтобы были перед глазами цифры.
– Отлично. Пошли.
Липман колебался:
– Я вот о чем хотел сказать. Есть человек, с которым вам нужно обязательно познакомиться. Профессор Аларик Черчуорд из Коридонского университета.
– Коридонского? Это где, черт возьми?
– В Индианаполисе. Там специализируются на биологических науках. Если не ошибаюсь, университет открыт во время администрации Кеннеди или чуть позднее, когда обратили серьезное внимание на генетику.
– После того как проникли в тайну генетического кода?
Липман кивнул:
– Черчуорд перешел туда из Йельского университета в 1981 году. Если представить будущего нобелевского лауреата, то он подходящая кандидатура.
– Полагаете, что в будущем он может принести нам пользу?
– Уже приносит. Благодаря вашему отцу мы установили с Коридонским университетом тесные связи. Финансируем значительную часть проводимых там исследований.
– В генной инженерии? – с сомнением протянул Дэвид.
– Не будьте скептиком, – мягко упрекнул его Липман. – Генная инженерия – будущее нашей отрасли. Успехи медицины отныне в руках генетиков. Они уже дали диабетикам более качественный и безопасный инсулин. А в ближайшие двадцать лет придумают вакцины от любых болезней, какие только можно представить. – Он помолчал и сделал глоток пива. – Но получилось так, что последний прорыв не имеет ничего общего с биотехнологией.
– Прорыв? Объясните.
Липман улыбнулся:
– Из старомодных химических компонентов.
– Лекарство?
Он кивнул.
– От какой болезни?
– От самого страшного убийцы.
– От рака?
– От старости, Дэвид, от старости.
Поминальная служба по Мэнни Флекснеру состоялась в ритуальном зале синагоги Эману-Эль на Пятой авеню – самой большой в мире. Две с половиной сотни присутствующих – такова была мера его популярности. Евреи, неевреи, широкий срез нью-йоркского общества. «Любимый всеми» – эта произнесенная раввином расхожая на похоронах фраза в данном случае соответствовала действительности. Его ценили многие, особенно эффектные женщины.
В тот же день, когда большинство членов семьи доедали сэндвичи в доме в Верхнем Ист-Сайде и обменивались историями о любовных похождениях и деловых эскападах Мэнни, в штаб-квартире «Манфлекса» собралось чрезвычайное заседание совета директоров. Дэвид Флекснер был предложен и единодушно избран на пост председателя. Выдвинувший его кандидатуру Майкл Липман дал ясно понять, что такова была воля Мэнни. Семь действующих директоров и двое не являющихся ответственными сотрудниками компании членов совета вежливо похлопали в ладоши. Откупорили бутылку шампанского. Падавший всю неделю курс акций «Манфлекса» к закрытию торгов подскочил на несколько пунктов.
– Хорошие новости, – заметил Дэвид.
– Прошу прощения, но это не так, – возразил Липман. – Акции подорожали на фоне слухов, будто их кто-то скупает в больших количествах. Рынок уловил, что готовится захват.
– Так скоро?
– Акулы не мешкают. Мы пережили тяжелый удар, и они почувствовали кровь.
Ответ Дэвида по сравнению с его всегдашней добродушно-беспечной манерой прозвучал почти ожесточенно:
– Знаете, Майкл, а пошли они к черту! Не родился хищник, который сумел бы разорвать на части «Манфлекс». Компания – итог жизни отца. От нее зависят тысячи людей. Я отвечаю за них.
Липман положил ему руку на плечо:
– Не принимайте близко к сердцу, Дэвид. Таковы, к сожалению, законы рынка.
– Речь идет о доверии, так? Нам нужно продемонстрировать, что у «Манфлекса» под моим руководством есть будущее.
– Да. И если мы поведем себя правильно…
– Я понимаю, что вы хотите сказать. Но в моей голове не укладывается, что благополучие такого большого фармацевтического концерна, как наш, может строиться на одном сверхудачном продукте. Мы продаем сотни лекарств.