Большая книга о разбойнике Грабше - Гудрун Паузеванг

Утром Грабш сказал:

— Надо сделать кучу больше.

— Да? Интересно, как? — спросила Олли. — Трава еще слишком низкая, а листья еще зеленые. И кроме того, чтобы сделать такую большую кучу, в которой найдется удобное место каждому, придется набить сеном и сухими листьями всю пещеру.

На следующую ночь она завернулась в шубу госпожи Штольценбрук, которую Ромуальд осенью притащил с разбоя, и устроилась на мешках с сахаром. Но там было совсем не так удобно и мягко, как на куче листьев, где она укрывалась бородой Грабша.

Зато работа теперь пошла: мужчины рыли котлован втроем. Комья земли долетали до того места у входа в пещеру, где Олли устроила огород. На потные спины мужчин то и дело садились бабочки, в траве цвели одуванчики и мышиный горошек, голенькая Салка загорала и агукала. Звенели кузнечики.

Олли звонко напевала. Она сажала петрушку, лук-порей и ноготки и представить себе не могла, что всего год назад каждый день ходила на фабрику свиней-копилок рисовать по две точки на каждый свиной пятачок.

Разделавшись с посадкой, она налила ведро воды, взяла самую жесткую щетку и пошла к краю болота, где лежала тяжелая печная дверца, которую они с Ромуальдом украли с фабрики, чтобы устроить бывшим коллегам Олли несколько выходных. В печке в формах для свиней-копилок обжигалась глина, и, если печка не закрывалась, работа на фабрике не шла.

Она разогнала лягушек, соскребла птичий помет и принялась тереть дверцу, пока не стерла всю ржавчину. Ведь уже потеплело и вечером можно было снова сидеть тут с Ромуальдом, слушать лягушек и смотреть закат.

Но времени на это не хватало. Как только вырыли яму, Грабш отправился крошить кувалдой скалу позади пещеры. Антон таскал камни, Макс клал стену, Олли месила в ванне цемент. Она быстро уставала, потому что раствор был густой, а ванна — глубокая. То и дело кричала Салка, а мужчины спрашивали, что на обед.

Олли совершенно не понимала, как все успеть! Надо было еще приглядывать за Антоном, который то и дело улучал минутку повырезать. В первый же день он изобразил на углу стола пучеглазую лягушку, а поварешка Олли расцвела зубчатыми звездочками. Он уже примерялся и к ножкам стульев. И действительно, как только Грабш объявил: «Перерыв пять минут!», Антон опять вынул ножик и направился к пещере.

— Хватит, Антон! — крикнула ему Олли.

— Найди себе дерево в лесу! — посоветовал Макс.

Втянув голову в плечи, Антон убрал ножик и с улыбкой вернулся на стройку. Он не любил вырезать на живых деревьях — сухая древесина нравилась ему больше.

— Олли, меси! — гаркнул Грабш. — Максу нужен цемент!

И Олли снова пришлось месить, пока она не запыхалась и не покраснела как помидор. Но и мужчины не отставали — с них тоже катился пот, а то и шел пар. У Макса на бровях и груди налип цемент, у Грабша от пыли поседела борода, Антон стер плечи в кровь, перетаскивая камни. Зато круглый фундамент подрастал день за днем.

Конечно, сложен он был не очень красиво, ведь ни Грабш, ни его друзья не учились на каменщиков. Камни лежали неровно, выпячиваясь из стены то наружу, то внутрь. Но зато стена получилась толстая, как в крепости. Такой стеной гордился бы и старинный замок.

— Устоит даже при землетрясении, — сказал Грабш.

Его так и распирало от радости, и приходилось держать себя в руках, чтобы не похлопать друзей по плечу. Им бы это не пошло на пользу. Поэтому он выместил радость на Олли: схватил ее и подбросил в воздух.

— Пусти меня, — вскрикнула Олли, — мне надо работать!

— Цемент подождет, — крикнул он в ответ. — А сейчас я страшно рад!

— Но мне не нравится! — крикнула она, взлетая над деревьями. Он засмеялся так громко, что это больше походило на рык.

Потом подставил ручищи, поймал Олли и снова подбросил вверх.

— Что ты себе позволяешь, горилла бородатая! — сердито визжала Олли. — Обращаешься со мной так, как будто тебе все можно!

— А разве нельзя? — спросил он, когда она летела вниз головой. — Я мог бы раздавить тебя, как букашку.

Он выпятил грудь и постучал по ней кулаком. При этом он забыл поймать Олли. И она плюхнулась в цемент.

Грабш испуганно вытащил ее и виновато сказал:

— Ты сама меня отвлекла. Если бы ты не разговаривала…

Он хотел вытереть ей лицо бородой, но она вырвалась, схватила топорик Антона, лежавший около ванны, забежала в лес и со всей силы стукнула по гигантской свинье-копилке, розовевшей в кустах. Свинья раскололась ровно пополам. Передняя половина рассыпалась на мелкие черепки, а задняя с крученым хвостиком осталась цела. Потом Олли вымылась в водопаде, переоделась, выудила Салку из кучи листьев, завернула ее в шубу госпожи Штольценбрук и зашагала прочь.

— Ты куда это? — поразился Грабш.

— В Чихау-Озерный к бабушке Лисбет! — не оборачиваясь, отвечала она.

Бабушка Лисбет жила на краю поселка, в домике у самого озера, под большой плакучей ивой. Когда пришла Олли, бабушка страшно обрадовалась.

— Глазам своим не верю! — воскликнула она, всплеснув руками. — Олли!

— Только не говори никому, что я здесь, — сказала Олли. — Ты же знаешь, мой муж — разбойник.

— Даже если бы ты вышла замуж за лохнесское чудовище, — ответила бабушка Лисбет, — все равно ты моя Олли: была, есть и будешь.

Она взяла на руки малышку и расцеловала ее.

— Моя правнучка! — умилялась она. — Что же ты раньше мне ее не приносила?

— Дорога такая дальняя, — вздохнула Олли и устало плюхнулась на стул.

Первым делом бабушка Лисбет поставила чайник и напекла вафель, а после чая отправила Олли спать. Внучка проспала целый день, а потом всю ночь. Бабушка Лисбет будила ее, только когда Салка хотела есть.

На третий день в дверь постучали.

— К тебе пришли, — сказала бабушка Лисбет внучке.

Это был Макс. Он сказал:

— Меня послали за тобой. Фундамент мы достроили. Но дальше дело не ладится, все наперекосяк. По очереди месим раствор, работать приходится медленнее. О стряпне я вообще молчу. Но выходит малосъедобно.

— Скажи Ромуальду, что я не приду, — ответила Олли и захлопнула дверь.

Ах, как хорошо и уютно жилось у бабушки Лисбет! Олли не нужно было месить раствор, не нужно ни стирать, ни готовить, ни менять подгузники Салке! Почти все время она отдыхала на зеленом диване бабушки Лисбет, пила чай и рассказывала об их жизни в лесу — а бабушка баюкала правнучку на коленях.