Брак по-сицилийски - Кэрол Мортимер

- Мы никогда не узнаем, - голова Робин поникла.

- Нет. Но ты понимаешь, как это все меняет?

Она понимала...

- Что ты сделал с Пьером Дюпоном? - вдруг спросила она, вспомнив его страшное, неодолимое желание отомстить за смерть сестры.

- Ничего, - высокомерно ответил мужчина.

- Пока?

- Да. Но не волнуйся об этом, Робин.

- Я была объектом твоей мести, Чезаре, я не могу не волноваться, - горячо уверила она.

Его губы презрительно скривились.

- Такой человек, как Пьер Дюпон, Робин, не стоит твоей жалости и внимания.

Чезаре, видимо, просто не понимает. Не понимает, что она переживает не из-за Пьера Дюпона. Только из-за него, Чезаре. Из-за того, во что превращает его эта вендетта. Неужели он так и не понял - никакие его слова и действия не вернут Карлу?

- Ну а ты, Чезаре? Ты заслуживаешь моего внимания и моей жалости?

- Нет, - прохрипел он. - Я заслуживаю только презрения и ненависти за все, что я тебе сделал. Просить прощения за все зло, которое я причинил тебе и твоей семье, - ничтожно мало.

- Все же можешь попросить, Чезаре, - мягко сказала Робин.

Чезаре на мгновенье прикрыл глаза.

- Я был бы счастлив получить твое прощение, Робин. Но... мне нечем исправить то зло, которое я причинил твоей семье, все плохое, что я сделал тебе. Я не знаю, как искупить...

- Ты прощен, Чезаре. Абсолютно. Полностью.

Как, ну ради бога, как можно не простить, когда так сильно любишь? Как можно просто встать и уйти, когда так сильно любишь? И Марко... Он покачал головой:

- Это не может быть так легко, Робин.

- Но это так, - уверяла она. - Почему бы и тебе не попытаться сделать то же самое? Тебе будет лучше, окружающим будет лучше, если ты научишься прощать.

- Дюпон бросил Карлу, когда она больше всего нуждалась в нем. И при поддержке жены отказался и от Карлы, и от рожденного сына, а потом лгал!

Робин явно сочувствовала Чезаре.

- Я понимаю, но месть разрушительное чувство. Оно разрушает тебя больше, чем кого-либо еще.

- Таким ты видишь меня? Только человеком мести, и никем больше?

- Ну что ты, - она покачала головой, но не стала объяснять, каким именно она в действительности видит его. Слишком поздно. - Смотри, Чезаре. У тебя есть Марко. Ты увидишь, как он будет превращаться в прекрасного юношу, а Пьер Дюпон никогда не узнает его, а возможно, даже не увидит своего сына, которого он отверг еще до рожденья. Что, как ни счастье Марко, должно быть по-настоящему важно для тебя?

- Ты думаешь о нем? - удивленно спросил Чезаре.

- Да, - просто признала она.

Ведь у нее не будет своего сына, горько подумал Чезаре. Все мысли о Робин вызывали в нем боль и стыд за то, что он делал по отношению к ней.

- Марко может стать твоим сыном, Робин, если ты выйдешь за меня замуж, - предложил он.

- Я говорила, мне не нужна твоя жалость, - грустно улыбнулась Робин.

Да не жалость! Он безумно хотел жениться на ней, хотел защищать ее, чтобы никто не мог ранить ее, причинить боль.

Но у него не было права даже просить об этом после всего, что он говорил и делал...

- Мы могли бы начать все сначала, встречаться, проводить вместе время, ходить куда-нибудь. Ты можешь приходить к Марко, - робко сказал он.

- Нет, - твердо сказала Робин.

Она не примет его жалость, любовь - да, но жалость - ни за что! А он не любит и не полюбит ее, сколько бы времени они ни проводили вместе.

- Но...

- Нет, Чезаре! Мы не знаем, что случилось в Монако шесть месяцев назад. И никогда не узнаем. Мы только знаем, что оба потеряли там своих близких. Вот и все. Давай оставим все как есть, хорошо?

- Если ты этого хочешь, - не сразу согласился он.

То, чего я действительно хочу, мне не получить!

- Да, - коротко ответила Робин, желая как можно скорей закончить разговор. - Прежде чем я уйду, я должна узнать, что ты намерен делать с твоей долей акций в «Ингрэм паблишинг»?

- Они твои. Ты...

- Не смей говорить, что я заработала их, не смей! - Неужели он намекает на ночь любви?!

- Я и не собирался, - мрачно нахмурился он.

- Нет?

- Робин, я говорил и делал много ужасных вещей, за которые мне сейчас безумно стыдно. Но я никогда бы не оскорбил тебя так. Эта ночь была... Я никогда не забуду тебя, Робин.

Она тоже никогда не забудет его. Как можно забыть, ведь она так любит его...

- Я хотел сказать тебе, что доля акций в «Ингрэм паблишинг» твоя, распоряжайся ими по своему усмотрению. Завтра утром посыльный доставит их тебе.

Это означает, что наши отношения закончены.

Кажется, она не жаждет оттянуть развязку.

И как не понять ее? Если бы она обращалась с ним так, как он с ней... Будь он на ее месте, он постарался бы поскорей разорвать все контакты!

- Ты веришь, что я сделаю это?

- Конечно, Чезаре. Не знаю обо всем остальном, но ты - человек слова, - легко сказала она.

Не знаю обо всем остальном, мысленно повторил он.

- Желаю тебе счастья, Робин, - искренне сказал он.

- Тебе того же, Чезаре, - она повернулась и вышла.

Наверное, это было самое трудное в его жизни - стоять и просто смотреть, как она уходит...

- Искренне надеюсь, вы хорошо понимаете, что затеяли, - улыбаясь, сказал мужчина, стоявший рядом с Робин, одновременно раскланиваясь с другими гостями благотворительного бала.

- Абсолютно... нет! - ответила она с веселой улыбкой.

Зал наполнялся ослепительно красивыми, элегантно одетыми людьми.

- Так я и думал, - с сожалением пробормотал граф Вулф Гамбрелли, один из этих ослепительно красивых и элегантно одетых, в черном вечернем костюме, белоснежной рубашке и красном галстуке-бабочке. - Вы понимаете, что ответственность падет на вас, если мой дорогой кузен вызовет меня на дуэль?

- Сомнительно, - ответила Робин.

Ее внимание было приковано к огромным двойным дверям, в которые входили прибывающие гости. Она не хотела пропустить, когда появится Чезаре.

Уже три месяца Робин не видела Чезаре. Три долгих месяца, три одиноких месяца без него. Но сегодня, на благотворительном балу, в организации которого она участвовала и который - что знаменательно - проводился в отеле «Гамбрелли», она надеялась наконец увидеть его. Он не отказался от приглашения. Но на прошлом благотворительном балу, который она тоже помогала организовывать, он ушел до того, как все приступили к еде.