По дуге большого круга - Геннадий Турмов

Последний экзамен после седьмого класса – контрольная по математике – сдал Женя на «отлично». Впереди – лето. И уже мечтал о том, как повторит подвиги предыдущих летних каникул. Если отбросить помощь старшим по дому, выпас Маньки по утрам, заготовку дров, то времени для отдыха – уйма. Но мечтам на этот раз не суждено было сбыться…

– В принципе выглядишь ты старше своих четырнадцати лет. – Отец рассматривал Женю внимательно и задумчиво. – И если сказать кадровичке кирпичного завода, что тебе уже шестнадцать лет, то она, возможно, поверит и на слово.

– Какой кадровичке? – переспросил Женя.

– Той, что оформляет на кирпичном заводе прием рабочих на работу, – пояснил отец более детально. Помолчал и уже напрямую сказал:

– Видишь ли, сын, ты уже довольно взрослый парень и должен понимать, что нам с матерью не очень легко тянуть тебя и четырех младших. (Старшая – Римма к тому времени уже вышла замуж). И одевать, и кормить. Пора бы и самому уже начать зарабатывать деньги. Хотя бы на школьные учебники. Хватит лето напролет по улицам кур гонять.

«Кур по улицам» Женя не гонял. Не было такого. Самодельные кораблики в плавание по лужам пускал, это – да. Но ведь не каждый же день, а только после проливных дождей, которых летом не так уж и много бывает в этих краях. Впрочем, на отцовское замечание насчет «кур» Женя не обиделся.

Неизвестно, что подействовало – интонация голоса или взгляд, или вдруг обмякшие плечи матери, оледеневшей от неожиданных слов у горячей печки, а может быть, вдруг загоревшиеся восхищением глаза младших братьев: Женя большой стал уже, на работу будет устраиваться, – но как-то внезапно, совсем неожиданно для себя, действительно почувствовал себя взрослым. И от этой внезапности – озноб по спине, дрожь по телу и дыхание перехватило. Так случается, когда внезапно проваливаешься в полынью.

Он уже взрослый…

Кадровичку обманули. Или, может быть, она сделала вид, что поверила на слово, уж очень требовались разнорабочие. Женю приняли на кирпичный завод сезонным рабочим без особых проволочек.

Неизвестно, в какие времена и кто назвал лето «сезоном отпусков», но для Жени (и для тысяч, а может быть, и десятков тысяч сверстников) с четырнадцатилетнего возраста лето стало сезоном труда.

Он никогда не отлынивал от работ по дому и прекрасно знал, что с весны и до осени, а особенно летом, приходится работать больше всего: здесь и огород, и выпас домашней коровы Маньки на ближайших к дому полянах, и послезимний ремонт домашних построек – то крышу починить, то забор подправить…

Словом, дел по хозяйству хватало.

Но с настоящим производством он впервые познакомился в четырнадцать лет именно во время летних каникул. Кому – отдых, а кому – труд порой непосильный.

Оглядываясь на прожитое, можно смело утверждать, редкий отпуск за всю свою жизнь Евгений проводил летом. В основном отдыхать приходилось глубокой осенью или зимой. Наверное, это обстоятельство и утвердилось во мнении, что лучший сезон для производительного труда – лето.

Подтверждает это мнение и слепая статистика: в советские времена начала шестидесятых годов на пресловутый сезон отпусков приходился, как ни странно, пик роста производительности труда по всей стране и практически во всех отраслях промышленности. Объяснялось это просто: именно шестидесятые годы XX века дали Советскому Союзу массу всевозможных «трудовых починов». И выполнение каждого из начинаний возлагалось на молодежь, точнее, на комсомол: подъем целины, строительство (вернее, восстановление) железнодорожной ветки Абакан – Тайшет, массовое строительство гидроэлектростанций на реках Сибири, строительство промышленных гигантов, таких, как Ангарский нефтекомбинат (длина предприятия свыше двадцати пяти километров), Приморская ГРЭС (в комплекс работ входило не только возведение и монтаж непосредственно ГРЭС, но и строительство города Лучегорска) … Была еще уйма огромных по государственной значимости и невообразимым масштабам строек. И всюду требовались рабочие. Тысячи, десятки и сотни тысяч рабочих. Компенсировать нехватку трудовых резервов можно было двумя способами: массовым привлечением уголовников, отбывающих различные сроки заключения, и организацией специализированных трудовых отрядов из студенческой молодежи. И оба эти способа стали активно использоваться. Но если контингент заключенных особой производительностью не отличался, то студенты буквально рвали себя, работая на износ, на пределе: большинство участников студенческих строительных отрядов таким образом за три месяца обеспечивали свое материальное благосостояние на весь следующий учебный год. Именно благодаря студентам и появлялся в отчетах госстатистики пик производительности в промышленности страны в самый разгар «сезона отпусков».

Правда, существовал еще один вид привлечения к участию в общесоюзном строительстве трудоспособного населения страны. Это пресловутый «оргнабор», более известный в народе как «вербота». Но об этом контингенте нужно говорить отдельно. Вклад «верботы» в развитие госпромышленности был отрицательным: эти люди трудились исключительно ради высоких заработков, и почти восемьдесят процентов произведенного «верботой» было отмечено не «Знаком качества», а «Клеймом брака».

И вот в кольце этой производственной стройки особняком стояли сезонные рабочие, в категорию которых вступил Женя после окончания седьмого класса. Вступил почти на все время летних каникул, еще не подозревая, что с этого момента и на всю жизнь летний период года станет для него сезоном труда.

Подсобный рабочий на кирпичном заводе – это лишь по бумагам рабочий. На самом-то деле это хуже, чем «подай-принеси». Но если подсобный рабочий ко всему прочему еще и заклеймен тавром «сезонный» – то уж и вовсе тоска безысходная. Сезонный трудяга – самое бесправное существо в огромном мире советской промышленности. Сезонник – это сегодня одна работа, а завтра другая, и каждый раз самая тяжелая, самая неблагодарная и низкооплачиваемая. Сезонный подсобный рабочий на серьезном предприятии – это вечная неопределенность и вечный вопрос: что сегодня заставят делать? И тайная надежда в душе: только бы не укладывать сырец на клети. Укладка сырного кирпича на стеллажи тележек – на клети, которые въезжают в печь для обжига, самая тяжелая работа, которую можно придумать для молодого парня, даже такого рослого и физически сильного, каким был Женя в свои четырнадцать лет.

Правда, сначала Женю поставили на обрезку. Труд тоже не из радостных. Сырая смесь вылезает из машины толстой квадратной колбасой. На выходе механопроволочный «нож» режет эту колбасу на равные продолговатые кубики. А ты стоишь рядом с ползущей лентой конвейера и обычным ножом обрезаешь на углах будущих кирпичей заусеницы, оставшиеся после воздействия «ножа».

От монотонного движения сырых кирпичей, ползущих перед глазами вместе с лентой конвейера, от однообразных взмахов рукой, от удушливого запаха глиняной смеси, наконец, просто от самого замкнутого пространства, в котором приходится работать, у Жени скоро начинает кружиться голова. Но и к этому он привык довольно быстро. И даже нашел противоядие от головокружения. Нужно не смотреть на ползущие темно-серые кубики кирпичей. Лучше смотреть на опору ролика, по которому ползет лента конвейера. А заусеницы прекрасно видны и боковым зрением.