Проект «Феникс» - Франк Тилье

— Да, могу.

— Я бы предпочел, чтобы ты сказала «нет».

— Я и сама бы предпочла. Но я говорю «да».

Пауза. Последние сомнения, которые еще способны все изменить…

— В таком случае слушай меня внимательно. Я полночи разбирался в чеках, счетах, расходах по кредитной карточке Евы Лутц. И обнаружил нечто крайне любопытное. По банковским документам выходит, что двадцать восьмого августа Лутц сняла со своей «Виза Интернешнл» деньги через банкомат в деревушке Монтемон. Это в Савойе, недалеко от горнолыжного курорта Валь-Торанс. А накануне она как раз встречалась в этой самой тюрьме с Грегори Царно и его психиатром.

Комиссар продолжал рассказ, только о двух путешествиях в Латинскую Америку предпочел пока умолчать: чересчур далеко, чересчур рискованно и на сегодняшний день чересчур непонятно, а Люси лучше оставаться на периферии расследования. Пусть у нее создастся ощущение, что она работает и полезна, этого довольно.

— Она сняла со счета двести евро довольно поздно вечером, но Монтемон в общем-то дикое захолустье — так вот, использовала ли она эти деньги, чтобы оплатить там ночлег? С учетом суммы и того, что в Центре приматологии ее не хватились, просто не заметили отсутствия, ночевка должна была быть с субботы на воскресенье. Но почему Лутц так внезапно рванула именно туда, в Альпы? Это тем более любопытно, что — во всяком случае, так сказал мне утром психиатр — в беседе с ней ни доктор Дюветт, ни сам Царно никаких Альп и никакой Савойи не упоминали. Даже намеком.

Шарко записал на бумажке название затерянной в горах деревушки и подвинул листок к Люси.

— Только туда и обратно. И что касается этих дел, я должен оставаться твоим единственным собеседником, понимаешь? Никто, ни один человек на свете, не должен знать, что мы вдруг стали снова работать вместе. Мы больше не знаемся, и точка.

— Ладно.

— Как ты и предлагала, я скажу своим коллегам, что звонил в Вивонн, хотел узнать, что там понадобилось Лутц. А ты попытаешься разобраться, куда ее носило, передашь мне всю информацию, какую нароешь, и вернешься домой, в Лилль. Ты не против?

— Ни в коем случае. Сменить тошнотворное бюро претензий на горы — одно удовольствие. За год я ни разу не брала отпуск: то замещала кого-то, то просто не получалось. Так что, наверное, пора. Поеду прямо отсюда, смена белья у меня с собой.

— Только помни, что ты больше не служишь в полиции.

— Спасибо за напоминание! У тебя есть фотография жертвы?

Комиссар вынул из внутреннего кармана пиджака снимок и положил его на столик перед Люси.

— Лутц была красивой молоденькой девушкой, почти ребенком. Незамужней, как ты, и обладавшей неимоверной жаждой жизни. Она прыгала на резинках с мостов, фехтовала, вкалывала как черт и намеревалась сделать блестящую карьеру. Я хочу найти говнюка, который отправил ее на тот свет. Я заставлю его расплатиться!

Люси почувствовала озноб. Глаза у Франка были такие печальные, голос такой странный… Рассыпав по столу монеты, Шарко вытянул из толстенькой пачки три купюры по сто евро и протянул их Люси.

— Вот — на расходы. Это мое расследование, и тебе нет нужды тратиться.

Люси хотела отказаться от денег, но он вложил купюры ей в руку и сжал ее в кулачок.

— Бери-бери! Ты же знаешь: чего у меня хватает, так это денег.

Он тяжело поднялся. Ему хотелось задать ей кучу вопросов, поговорить с ней о Жюльетте, но он не мог себе этого позволить. Надо сохранять дистанцию. Любой ценой держаться подальше от Люси, подальше от опасного чувства, которое уже овладевает им.

Он снял со стоявшей прямо позади него вешалки так и не просохший плащ.

— Отлично. А теперь мне пора возвращаться, завтра на работу. Еще раз повторяю: все, что связано с Вивонном, останется между нами, хорошо?

Люси продолжала сидеть. Она спрятала деньги, потом ткнула пальцем в фотографию Евы Лутц.

— Дай мне свой телефон, Франк. Он у меня не сохранился.

Шарко молча написал на обороте снимка номер, наглухо застегнул плащ и вдруг, неожиданно для самого себя, но ведь неожиданной была и встреча с Люси, тихо спросил:

— Скажи мне, что говорит тебе Жюльетта, Люси. Она рассказала тебе, что было с ней в те тринадцать дней плена? Она прибегает к тебе ночью, будит? И чего от тебя хочет? Она тебя слушается?

Люси помедлила, прежде чем ответить.

— Жюльетта — просто ангел. Что бы она ни сделала и что бы ни сказала, мне всегда только приятно.

Шарко уже злился на себя, сожалел о том, что втянул Люси в свое расследование. Ей надо вернуться домой, отдохнуть. Он хотел было забрать у нее бумажку с названием горной деревни, но Люси быстро прикрыла листок ладонью.

— Почему, Франк?

Шарко не ответил, только кивнул, прощаясь. Надо же было поддаться слабости! Как он был сам себе противен в эту минуту!

— Позвони мне только в том случае, если что-то узнаешь. И после этого сразу домой.

Он решительно двинулся к двери и вышел под ливень. Снаружи гремело, молнии рассекали темное небо, комиссару чудилось, будто он слился с природой.

А оказавшись наконец в машине, он прошептал:

— Почему? Потому что мы оба прокляты, Люси.

Едешь, едешь, а ощущение, что вокруг — безвоздушное пространство…

С тех пор как ближе к полуночи она миновала Шамбери, ориентироваться приходилось только по навигатору. И если верить ему, пути оставалось еще километров пятьдесят.

Одна, никому не известная, смертельно уставшая от дороги с бесконечными поворотами, Люси чувствовала себя затерявшейся в звездной пустыне, но боялась только одного: как бы чего не случилось с машиной здесь, в этом апокалиптическом пейзаже, где вокруг ни души и ни огонька, даже небесного. Может быть, днем горы и прекрасны, но ночью они кажутся разгневанными великанами, застывшими чудовищами с обледенелыми телами, рвущими горизонт и заглатывающими любой светлый лучик. Люси представляла себе Еву Лутц в той же ситуации и пыталась понять, какая неведомая сила вынудила девушку преодолеть немалое расстояние в самый разгар работы над диссертацией, понять, что влекло ее во тьму.

Нотр-Дам-де-Крюэ, селение-призрак, затерянное в горах, она проехала за несколько минут. Казалось, все тут вымерли, не шелохнулась ни одна тень. Легко было представить, что все местные жители покоятся в своих могилах. Люси часто думала, чем люди могут заниматься в такой глуши, где ближайшая больница километрах в пятидесяти, а самая большая площадь размером с парижскую однокомнатную квартиру.

Четверть часа спустя Люси наконец добралась до Монтемона. Глаза уже не видели, челюсти ныли, затылок разламывался. Перед ней на приборном щитке была фотография Евы Лутц. Хорошенькая улыбающаяся девушка, брызжущая молодостью и силой. Рядом с фотографией — пустая бутылочка от воды, упаковка от сандвича, листок бумаги с телефоном Шарко. Люси вновь увидела его в полутемном кафе. Он выглядит как наширканный под завязку неизлечимый наркоман. Тигр превратился в котенка, стал слабым и уязвимым. Как только ему удается каждое утро поднимать себя с постели и выискивать в себе мотивировку для очередного рабочего дня? Я хочу найти говнюка, который отправил ее на тот свет. Я заставлю его расплатиться! Он сказал это таким холодным, таким бесстрастным тоном. Она успела разглядеть крупные купюры в его бумажнике — там, наверное, не меньше двух тысяч наличными. Люси знала, что после смерти жены и дочери Франку выплатили громадную страховую сумму. Он мог бы обеспечить себе прекрасный отдых, жить где-нибудь на солнышке, но он предпочел снова выйти «на землю» и топать по грязным улицам. Почему он обрек себя на ежедневное страдание?