Вильгельм I и нормандское завоевание Англии - Фрэнк Барлоу

Гильом де Пуатье, возмущенный политическими событиями между 1066 и 1071 гг., произносит филиппику, гневно заявляя, что англичане просто сошли с ума, раз не пали с радостью к ногам Вильгельма и не проявили любовь к своему истинному, добродетельному королю. Они должны отбросить свои предрассудки, оценить его добродетели и признать его самым великим правителем из всех, кто когда-либо у них был. Кнут Датчанин убил самых благородных сыновей Англии, чтобы обеспечить себе и своим сыновьям английский престол. Вильгельм же не желал смерти даже Гарольду, а, напротив, хотел дать ему богатства и высокий титул в государстве. Более того, герцог освободил Англию от тирана, и лучшим ответом на вполне обоснованную недоброжелательность англичан должны стать благодеяния в мудрое правление Вильгельма, которые сделают Англию великой страной. Таково было мнение нормандцев. Правда, при этом они с сожалением признавали, что Вильгельм не пользуется в королевстве популярностью. Епископы, среди которых были и иноземцы, вполне смирились с государственным переворотом, видя в нем небесную кару за грехи своего народа. Большая часть знати, которой удалось выжить, покорилась только потому, что не видела другого выхода. Тем не менее, насколько нам известно, никто особо не приветствовал завоевателя. Англичане предпочли бы правителя из своей среды, и нормандцы это понимали.

Мы можем согласиться с тем, что Вильгельм вел умеренную политику. Самым ярким доказательством является то, что он пощадил Эдгара Этелинга — претендента на престол, которого многие другие завоеватели лишили бы жизни без промедления. Однако следует учесть, в каком двусмысленном положении очутился Вильгельм, будучи одновременно и наследником, и завоевателем. Зимой 1066–67 гг. он правил страной при пассивной поддержке нескольких представителей местной знати и не обладал достаточным могуществом, чтобы осуществить полномасштабное завоевание всей страны и довести тем самым свое предприятие до конца. Образно говоря, он ехал сразу на двух норовистых лошадях и пока думал, что на двух он держится гораздо лучше, чем на каждой по отдельности, хотя они и тянули его в разные стороны. Однако нормандцы были слишком наивны, если полагали, будто английский народ, несмотря на свой горький опыт, радушно примет своего «освободителя». В глазах англичан последние события представлялись совершенно иначе: «дьяволы с огнем и мечом прошлись по земле, неся войну и опустошения»; «карающий бич Божий погубил многие тысячи наших людей и предал королевство огню и разорению»; «чего еще нам ждать, кроме ужасной гибели в этой резне, если только Господь в своей бесконечной и несказанной милости… не простит нас». Тот же самый, а возможно, и другой современник завоевания пишет: «Сколько тысяч людей пало в эти мрачные дни! Сыновей королей, эрлов, знатных мужей… держат в кандалах и цепях… Сколько человек потеряли руки и ноги от меча или от болезни, скольких лишили глаз, чтобы после выхода на волю свет земной казался им той же тюрьмой!» Последний из статутов Вильгельма гласит: «Я запрещаю, чтобы кто-либо был обезглавлен или повешен за свое злодеяние, но пусть преступника оскопят и вырвут ему глаза». Многие женщины знатного происхождения, спасаясь от домогательств нормандцев, искали приюта в монастырях. Что ж, на войне зло становится обычным делом, а во время военной оккупации насилие часто путают с правосудием. За совершенные грехи на солдат налагалась епитимья. Однако всегда должно пройти какое-то время, чтобы покоренный народ забыл о причиненных ему страданиях.

После коронации Вильгельм пробыл в Англии всего два месяца. Он обладал такими же атрибутами королевской власти, как Эдуард в 1042–43 гг. и Гарольд в 1066 г. — его признали королем самые влиятельные лица государства, у него не было вооруженных соперников, и он полновластно распоряжался королевским доменом. В одном отношении он был даже могущественнее обоих своих предшественников, так как в пользу короны были конфискованы, в качестве выморочного имущества, все земли, которые принадлежали ранее семьям противостоявших ему феодалов, в том числе роду Годвина. Вильгельма признали, подчинившись его власти, эрл Мерсийский и Нортумбрийский. Формально ему принадлежало все королевство, и в начале Вильгельм, возможно, был доволен своим положением, так как он уже привык повелевать полунезависимыми графствами и онорами у своих границ, такими как Понтье, Вексен, Беллем, Мэн и Бретань. Вполне возможно, что, если бы в Англии в целом сохранялось спокойствие, а эрлы Эдвин и Моркар снискали благорасположение короля, правление Вильгельма могло бы стать похожим на правление Кнута. Однако Вильгельм отличался от своих предшественников, в том числе и от Кнута, тем, что пользовался гораздо меньшей поддержкой англичан и своими действиями довольно быстро заставил скрытое противостояние или равнодушие перейти в активную враждебность.

Очень трудно сказать, насколько умышленно Вильгельм провоцировал недовольство англичан. Тут вполне можно впасть в одну из двух крайностей и либо считать Вильгельма циничным политиком, предложившем мир вельможам королевства, в то же время стремясь уничтожить их при удобном случае, либо думать, что он был вынужден отказаться от первоначальной благожелательности из-за интриг и заговоров своих английских вассалов. В Нормандии Вильгельм иногда навлекал на себя подозрения в том, что он намеренно преследует какую-нибудь «неугодную» семью — как в том случае, когда он передал своему сводному брату графство Мортен. Кроме того, в 1070 г. он — видимо, по заранее составленному плану — низложил английских епископов, независимо от того, насколько верно они ему служили. Однако в 1067 г. события развивались настолько стремительно, что у Вильгельма, вероятно, еще не было тщательно продуманного плана дальнейших действий, и, видимо, правы те, кто считает, что именно 1067 год предопределил дальнейший ход английской истории.

Если это так, то к Вильгельму полностью подходит пословица «Что посеешь, то и пожнешь». После коронации он в основном, видимо, стремился закрепить за собой королевский домен владения и конфискованные графства и захватить побольше добычи, чтобы вознаградить свою армию и с триумфом возвратиться на родину. Он завладел землями Гарольда (южные и юго-западные графства, а также Герефордшир), Леофвина (юго-восточные графства) и Гирта (Восточная Англия). Благодаря им Вильгельм вознаградил (или пока что пообещал вознаградить) своих самых главных соратников. Своему сводному брату Одо он отдал Кент, его сенешаль Гильом Фиц-Осборн, вероятно, получил остров Уайт, а графу Бриану, второму сыну бретонца Эдо де Пороэ, графа Пентьеврского, возможно, был обещан полуостров Корнуолл. Все остальные родственники и друзья Вильгельма, вероятно, все еще ожидали милостей. Восточную Англию или только Норфолк король пожаловал англичанину бретонского происхождения Ральфу де Гаэлю, сыну Ральфа Знаменосца, по-прежнему здравствовавшего слуги короля Эдуарда. Кроме того, Вильгельм переправил из Франции новые конные и пехотные войска, разместил их в замках и наделил их предводителей фьефами, после чего предпринял несколько военных экспедиций в глубь страны. Можно предположить, что, преследуя стратегические цели и в то же время намереваясь завладеть королевской сокровищницей, он продвинулся на запад по меньшей мере до Винчестера, однако у нас мало оснований считать, что область военной оккупации расширилась на запад от Гемпшира или намного северней Темзы. Гильом де Пуатье утверждает, что ни один француз не обогатился за счет несправедливо обобранного англичанина, и хотя его понимание справедливости является совершенно предвзятым, с формальной точки зрения он, возможно, и прав. Для защиты оккупированных территорий на время своего отсутствия Вильгельм назначил двух военачальников — Одо, епископа Байе, который обосновался в Дуврском замке и должен был оборонять южные земли, и Гильома Фиц-Осборна, епископа Винчестера, который был обязан охранять северные границы.