Конан Дойль на стороне защиты - Маргалит Фокс

Суд продолжил работу на следующий день, и перемены были только к худшему. Показания давала Мэри Барроуман, которая, как и Ламби, сейчас больше прежнего была уверена в виновности Слейтера. Когда ей показали черную фетровую шляпу из его багажа, она признала в ней ту самую донегальскую кепку, которая была на злоумышленнике в вечер убийства. (Шляпа, которую ей показали, не была донегальской кепкой.)

При повторном допросе по поводу ее нью-йоркских показаний Барроуман утверждала следующее:

Показания Барроуман в суде заметно отличались от ее изначальных показаний в полиции. На этот раз она дошла до того, что сказала, будто убегавший с места происшествия человек наткнулся на нее по пути и даже прямо под уличным фонарем, — эти два пункта она раньше не упоминала. Эти обстоятельства, сказала она, позволили ей детально разглядеть человека, прежде чем он пустился бежать по улице.

Во второй день также давал показания Артур Адамс. Характерно сдержанный, он сказал лишь, что Слейтер «очень напоминает» злоумышленника, и добавил: «Для меня слишком серьезная ответственность утверждать по мимолетному взгляду».

Третьим свидетелем обвинения была Анни Армор, билетная кассирша городской подземки[36]. Она показала, что в вечер убийства работала за билетным окошком на станции «Келвинбридж», недалеко от дома мисс Гилкрист. Около 19:45 — более чем через полчаса после преступления — она видела темноволосого мужчину, вбежавшего на станцию. Этот человек, одетый в светлый плащ, бросил ей пенсовую монетку за проезд и, не остановившись, чтобы взять билет, устремился на лестницу, ведущую к платформе. Крови на его одежде кассирша не заметила. Два месяца спустя в центральном полицейском участке Глазго Армор опознала в Слейтере того человека. Показанная ей перед этим фотография Слейтера пришлась очень кстати.

Чтобы оправдать неестественно долгое время, которое понадобилось Слейтеру на путь от дома мисс Гилкрист до станции «Келвинбридж» (обычно он отнимал около семи минут), обвинитель Юр предположил, что остальные полчаса Слейтер бегал туда-сюда по окрестным улицам, чтобы сбить со следа полицию, и только потом спустился в подземку.

Последним крупным свидетелем со стороны обвинения во второй день был судебно-медицинский эксперт Джон Глейстер. Он преподавал в Университете Глазго медицинскую юриспруденцию — предмет на стыке медицины и правоведения, сейчас это называют судебной медициной. По просьбе обвинения Глейстер осматривал место преступления, проводил вскрытие тела мисс Гилкрист и экспертизу молотка, плаща и прочих вещей Слейтера.

Глейстер, рожденный в 1856 году, в уголовных судах Шотландии имел репутацию почти легендарную. «За 33 года работы медицинским юристом его манеры приобрели некую театральность, которая действовала на прокуроров и заодно делала Глейстера любимцем прессы и публики, — отмечали два историка. — Непрерывно выкуривавший одну сигару за другой, он производил впечатление человека крайне энергичного. В старости его ястребиные черты, сияющая лысина, внушительные усы и небольшая „имперская“ бородка, вкупе с его знаменитым неумирающим пристрастием к цилиндру, сюртуку и широким воротникам а-ля Гладстон, делали его узнаваемым безошибочно… Как и другие крупные медики-детективы, Глейстер при даче показаний считал себя совершенно непредвзятым, однако его репутация и остроумие легко могли свести на нет усилия адвокатов».

Взойдя на свидетельскую трибуну, Глейстер зачитал отчет о вскрытии.

В продолжение речи Глейстер уверенно заявил, что молоток Слейтера весом в восемь унций (226 граммов) мог причинить указанные повреждения. «Я не нашел в столовой, — заявил Глейстер, — никаких орудий, которые могли бы быть использованы для убийства мисс Гилкрист». Это утверждение явным образом игнорировало тяжелый стул, который больше походил на искомое орудие.

На плаще Слейтера Глейстер обнаружил пятна в количестве 25 штук, большинство из них коричневато-красные. Исследование под микроскопом, заявил он, показало, что некоторые из пятен содержат красные частицы, напоминающие частицы крови млекопитающих. При этом методы того времени не позволяли на таком малом образце отличить человеческую кровь от крови других млекопитающих. И хотя Глейстер не оглашал этого факта, пятна на плаще Слейтера, говоря словами Диккенса из «Рождественской песни», могли иметь отношение «скорее к соусу, чем к могиле».

Защита выставила собственного медицинского эксперта, но к тому времени свидетельство Глейстера почти наверняка уже сделало свое дело.

«В отсутствие более определенных доказательств медицинские показания, видимо, стоили немного, — пишут историки. — Однако в истеричной атмосфере, окружающей судебное дело, Глейстер с его уверенным видом несомненно повлиял на присяжных». Они добавляют: «Дело позднее стало… наукой для полицейских-учеников в Глазго, дав им пример того, как не нужно вести расследование убийства».

В третий день давали показания последние свидетели, призванные обвинением. Среди них был Маклин, торговец велосипедами, который рассказал полиции о попытках Слейтера продать залоговую квитанцию. В середине дня обвинители завершили свои выступления по делу Слейтера, хотя самое тяжелое ему еще только предстояло.