Дорога запустения - Йен Макдональд

Он гласил: в век большинства и разума, когда человек принимает мантию ответственности, каждый индивид должен избрать одно будущее из нескольких. Первое – во всем подражать вечно живым предкам, дать екатеринистские обеты и служить РОТЭХу и его небесной заступнице. Второе – покорившись адаптивной хирургии врачевателей, выбрать ссылку и новую жизнь, очищенную от прежних воспоминаний, в мире внизу. Третье – или порвать с телом, смешаться с машинами и жить бесплотным призраком в компсети, или загрузить в трансмат-машину тщательно охраняемые координаты, известные как Точка Эпсилон: в ней квазиразумные псимбии, растительные создания света и вакуума, заберут индивида и обволокут его всего, изнутри и снаружи, чтобы плоть и растение стали симбионтами, живущими вольной жизнью в обширных пространствах лунного кольца.

Но нашлись те, кого охватывал ужас при мысли обо всех этих вариантах будущего – и кто выбирал собственное. Одни предпочитали остаться как есть и неадаптированными сходили в мир внизу; такие жили недолго и умирали в тягостных муках. Другие брали корабли и уплывали в ночь к ближайшим звездам; о таких никто больше не слышал. Третьи же искали спасения за стенами мира, в вентиляционных и световых шахтах, становясь братьями и сестрами крыс.

Десница был из последних. В десятый день рождения, традиционный день выбора, он похитил у брата костюм из картиночной ткани и выскользнул меж стен в туннели и каналы, ибо желал служить не Приснодеве, но Музыке. И стал он Владыкой Темных Мест, что скоро сказывается, да не скоро делается; и стал он Королем в мире, где музыка – закон, а электрогитара – хозяйка тьмы и света.

Вечерние тени в световых шахтах Станции Кариока удлиняются до бесконечности; светлокрылые создания, словно героиновые ангелы, мелькают в гулких пустотах и стайками, как вампиры, усаживаются на балки и несущие провода, завертываясь в крылья, и слушают музыкальные дуэли. Всю тьму до зари, пока нарастающий исподволь свет не изгнал их, как вампиров, в тень, слушали они битвы на гитарах. Шахты и туннели звенели от сумасшедших гармоний, гитары стонали и рыдали изможденными любовниками, и ответственные граждане, блюдущие закон и долг, выныривали из снов свободного падения и ловили финальные аккорды дикой, свободной музыки, доносящиеся из вентиляционных отдушин, музыки, которая им и не снилась. А когда отгремели все схватки, и из стертых пальцев вытекли последние капельки крови, и последний сожженный труп гитары улетел, вращаясь, сквозь шлюз в открытый космос, Король обрел корону – и все провозгласили Десницу и его алую гитару величайшими на Станции Кариока.

Один сезон Десница властвовал над туннелями и пролетами Станции Кариока, и никто не осмеливался бросить ему вызов. Затем прошел слух, что Король Станции Маккартни желает вызвать Короля Станции Кариока на бой. Перчатка брошена. На кону – Королевство проигравшего и все его подданные.

Они сошлись в невесомостном пузыре наблюдения под медленно кружащими звездами. Накануне картиночный костюм Короля Станции Кариока (он предпочитал костюм обноскам, пластику, металлу и синтешкурам застенщиков) весь день проецировал черно-белые образы невероятной древности: визуальное развлекалово, название которого в переводе с древних языков означало «Белый Дом». Сенешаль подал Королю Станции Кариока свеженастроенную гитару. Тот, едва коснувшись пальцами струн, ощутил, как злой гений приводит в трепет руку и разжижает мозг. Сенешали поднесли Королю Станции Маккартни его инструмент: девятисотлетний Стратокастер. Вспыхнул на золотистом лаке свет, вселяя в зрителей, руками и хвостами цепляющихся за перекладины, благоговение и святую тишину.

Церемониймейстер дал сигнал. Дуэль началась.

На каждой обязательной фуге Король Станции Маккартни играл на равных с Королем Станции Кариока. Их мелодии сплетались и свивались, один мотив вокруг другого, как птицы в полете, с мастерской точностью, и невозможно было сказать, где кончился предыдущий и начался следующий. Их импровизации на вольную тему затопили кафедральную пустоту вентиляционной шахты Номер Двенадцать, и снежинки кристаллизованных квинтаккордов танцевали, посыпая головы дев звездной пылью. Гитары преследовали друг друга по гармоническим ландшафтам ладов: ионийского, дорийского, фригийского, лидийского и миксолидийского, эолийского и локрийского. В джунглях тональностей и арпеджио время замедлялось; времени не было, звезды вмерзали в свои орбиты и еле-еле чертили серебряно-улиточьи траектории по стеклитному крышекуполу. Гитары сверкали, как выкидные ножи, как метадоновые грезы. Гитары заходились в плаче, словно поруганные ангелы. Битва ходила ходуном, но ни один из соперников не мог выказать преимущество над другим.

Король Станции Кариока знал, что в лице Короля Станции Маккартни встретил равного. Оставался лишь один способ победить, и цена той победы была поистине кошмарна. Но гитара, почуяв в ветре кровь и сталь, не позволила бы своему рабу дешевую роскошь капитуляции.

Король Станции Кариока, а это и был Десница, добрался внутри себя до тьмы, в которой рыскали чудища, с молитвой Приснодеве открыл эту тьму свету и дал черноте выплеснуться наружу. Освободившись, алая гитара взревела, аки демоница в течке, и всосала темные флюиды, омыв ими усилители и синтезаторы в своем нутре. Струны зашлись багровыми молниями и зазвенели чуждой гармонией, подобной которой никто и никогда не слышал. Темная музыка ударила, как кулак Бога. Зрители с криками бежали от черной, живой нечистоты, которую Десница спустил с привязи. Из алой гитары вырвался язык черной молнии – и Стратокастер Короля Станции Маккартни разлетелся на дымящиеся куски. В один миг содержимое черепа чужака вспыхнуло небесным жаром, и глаза испарились в пламени, и из глазниц тонкой струйкой потек дым, и он был мертв, мертв, мертв, а Король Станции Кариока стал истинным Королем, Королем Двух Миров – но какова была цена, какой ценой купил он корону, в какую цену она ему встала?

Из всех люков влетел в шахту рой крылатых женщин – суровые лица, плотные желтые туники: Станционная Охрана, вооруженная шок-шестами и любольверами. Женщины сбивали подданных Короля в аккуратные группы по шестеро и вели их к неопределенному, но гарантированному будущему. Они залили обугленный, вращающийся вокруг своей оси труп Короля Станции Маккартни огнестойкой пеной. Они забрали Короля Двух Миров, спутав его нарковолокнами, и алую гитару заодно. Они доставили Короля к целителям Св. Екатерины, чтобы те привели в исполнение приговор Группы Девятнадцати и попотчевали злоумышленника малыми, ох как тщательно отмеренными дозами миелиновых супрессантов, благодаря которым душа убитого воскресает в теле убийцы, а убийца расплачивается своей заходящейся смехом и воплем душой – и исчезает навеки.

Таким был бы конец Десницы, не сбеги он от благочестивых докторов Св. Екатерины. О том, как он сбежал, Десница умолчит, достаточно того, что сбежал, и еще спас алую гитару от топки, и вместе они направили станционную трансмат-камеру на запретную землю внизу. Со скоростью мысли он, его гитара и эмбрион души Короля Станции Маккартни перенеслись в индустриальное гетто Приземленда, где Сестрички Фарсидские, проявив «милость кроткую», взяли их в дом призрения для нищенствующих калек. Старый безногий попрошайка учил их свободе передвижения со своей коляски – еще одна история, которая быстрее сказывается, чем дело делается, – и, поняв, откуда Десница родом, рассказал ему все, что за много лет понял о мире, ибо мир живет по принципу «пойми или умри», и организовал побег от Сестричек Фарсидских. Выклянчив поездку в грузовой автоколонне через Экклезиастические Горы в древнее сердце Великого Окса, Десница скитался год и день среди рисовых ферм, предлагая сеять саженцы на затопленных полях своими умелыми ногами. По ночам он развлекал крестьян игрой на алой гитаре и зарабатывал миску супа, или стакан пива, или пару центаво себе в карман.