Лесная нимфа - Тамара Пилипцева

Хорошо, что он не слышит бешеный стук ее сердца. Как у птицы, пойманной в силках! Да это химия! В ней проснулись примитивные инстинкты! Нужно быстрее отойти от него и с этого места, которое расслабляющее действовало на нее. Нужно собрать остатки воли. Закрыть свои чувства в сундук, запереть на ключ и ключ выбросить так, чтобы никогда его не отыскать. Беда в том, что некому ей вправить мозги. Но если некому, значит, она сама должна контролировать свои чувства.

Это всего лишь поцелуй! Он внес беспокойство в ее мысли, но он не способен изменить ее жизнь. Она уедет и будет вспоминать это как маленький эпизод в жизни. А потом круговорот жизненных беспрерывных событий унесет и обрывки воспоминаний.

Кто-то метнулся с дерева на дерево, и, подняв головы, они с удивлением увидели белку, которая как заправская циркачка продолжила свое выступление. То, что не удавалось им двоим, удалось маленькой шустренькой белочке. Электрические заряды уменьшились. Окружающий мир стал восприниматься во всей своей естественной красоте.

Вернувшись, Вера застала тетю с раскрытым альбомом фотографий.

– Чем старше становлюсь, тем мысли все чаше возвращаются в прошлое, – подняв голову, со вздохом произнесла она – Хочется прикасаться к старым фотографиям, вспоминать, видеться с теми, кто в детстве, молодости был частью твоей жизни.

Вера не удивилась этим словам. Последние годы их нередко произносила мама.

– Смотри, – тетя показала на пожелтевшую фотографию, – здесь тебе два годика, а Ирочка молодая, красивая и счастливая… – На глазах Марии Николаевны появились слезы.

Вера наклонилась, чтобы лучше разглядеть фотографию. Мама держала ее на коленях. Она была в цветном платье, длинная юбка которого закрывала ножки стула, на котором они сидели. От этого создавалось впечатление какой-то легкости. Мама улыбалась, а лицо Веры было надутое. В руках она держала куклу Асю, которую ей подарили родители, когда она болела. Она считала ее своим талисманом и никогда с ней не расставалась. В самом раннем детстве если она что-нибудь разбивала или ломала, но не хотела в этом признаться, то говорила, что это сделала Ася. Взрослые делали вид, что верят ей. И просили лучше присматривать за Асей-озорницей. С годами это ушло. И за свои поступки она всегда отвечала сама.

На другой фотографии она была запечатлена во весь рост с отцом. Она с видом принцессы расположилась на коленях отца, как на троне. А он, молодой и красивый, с любовью смотрел на свою трехлетнею дочь.

Вера одной рукой прикоснулась к фотографиям, в другой обняла тетю. Она была единственным и любимым ребенком. И было трудно примириться с мыслью, что ни матери, ни отца у нее больше нет. Какое-то время они молчали. Каждый думал о своем, а может быть, об одном и том же. Иногда и без слов можно понять мысли другого. Племянница ощутила потребность в близком человеке, и тетя, поняв ее состояние, поцеловала ее в висок и крепко прижала к себе.

– Уж не собираетесь ли вы, девочки, мокроту развести в такой летний погожий день? – Иван Васильевич внимательно всматривался в лица жены и Веры. – Девочки, девочки, только этого не надо. – Не любил он женских слез и при их виде паниковал.

– А мы даже не слышали, как ты вошел. – Мария Николаев поднялась с дивана.

– Это я понял, – с теплотой в голосе произнес он.

В противоположность тете, Иван Васильевич был высокий, худощавый, темноволосый. Как настоящий северянин, он не любил много говорить, давать пустые обещания, выставлять напоказ свои чувства и эмоции. Вера отметила, что он никогда не рассказывал о своем детстве, да и вообще о себе. В манере разговора слышались повелительные нотки. Несмотря на это, супруги ладили между собой, потому что с большим уважением относились друг к другу. Их взгляды теплели, когда они смотрели друг на друга. Вера не слышала, чтобы они когда-нибудь ссорились. Последнее слово в принятии решения оставалось за ним. Так, во всяком случае, ему казалось. «Слушаюсь, мой повелитель!» – смеясь, соглашалась Мария Николаевна. Переубедить его было трудно. А жена еще три десятка лет назад быстро разгадала эту черту характера и не перечила ему. В действительности он всегда прислушивался к мнению жены и говорил, что она самая умная женщина на всем белом свете. Может быть, это была его игра. В мужчинах ведь много детского. Они просто себе в этом не признаются. Все-таки сильный пол.

Если она вскользь «бросала» какую-нибудь идею, которую он спустя какое-то время выдавал как свою, она с радостью его поддерживала. И восторгалась им, что только в его голову могла прийти такое. В семье царил мир. Умение женщины уступить она считала залогом счастливой семейной жизни. Мудрая!

– Вот как на нее сердиться и не любить? – разводил руками Иван Васильевич.

И в глазах этих двух немолодых людей была уйма нежности.

Рюкзак Вера быстро наполнила растениями и, обойдя склон, уже хотела уходить, но здесь она увидела Павла, который держался за бок. На светло-коричневой джемпере из легкой хлопчатобумажной ткани растекалось кровавое пятно.

От испуга Вера ахнула и вопросительно посмотрела на Павла. Выглядел он очень бледно.

– Небольшой несчастный случай, – успокаивающе произнес он.

Походка его была нетвердой. Взгляд блуждал. Ей показалось, что он упадет. «Он потерял много крови», – мелькнуло в голове у Веры.

Несмотря на то что он был почти беспомощен, от него исходила мужская сила. Наверное, если бы ему некому было помочь, он бы продолжал сам действовать.

– Садитесь, – тоном, не требующим возражения, сказала она.

От одного ощущения его близости нервы ее натянулись, но она понимала, что надо осмотреть рану и перевязать.

Он сел, прислонившись спиной к дереву. Облегченно вздохнул. Но такое положение мешало ей осмотреть рану. Вера сняла свой свитер и постелила на землю. Жестом предложила ему лечь. Он подчинялся всем командам этой хрупкой девушки. Она подняла его джемпер и еле сдержалась, чтобы не закричать. Ее всегда приводил в ужас вид крови. Чтобы позорным образом не лишиться чувств и не растянуться рядом с раненым, она стиснула зубы и постаралась унять дрожь в теле. Весь правый бок был содран, в некоторых местах вообще не было кожи. Все представляло собой сплошную кровавую рану.

С трудом ей удалось придать своему лицу спокойное выражение, и она принялась за дело. В своей сумке она нашла лоскут хлопчатобумажной ткани, которую она взяла, чтобы вытирать нож после срезки растений, но этого было недостаточно. Тогда она сняла блузку. Мысленно похвалила себя, что предусмотрительно поддела под блузку топ.

Павел из-под опущенных век молча наблюдал за ней. От нее исходила свежесть и теплота, и он залюбовался ею. Между тем она времени не теряла. С помощью ножа разрезала блузку на несколько полосок и перевязала рану. Он не проронил ни одного слова, не издал ни единого звука. Только лоб покрылся бисерным потом, а сжатые кулаки говорили о боли.

– Вы потерпите, а я за помощью. – И Вера опрометью бросилась в село.