Руины Арха - Олег Фомин

«Друг», – услышал я в голове.

Теплым волнам сна противиться трудно, но все же улыбаюсь. Вот кто озарял дорогу во Тьме…

«Друг», – повторилось с эхом, по извилинам пробежали приятные мурашки.

– Друг… – прошептал я. – Спасибо.

Осторожно, чтобы не разбудить Катю, роюсь в карманах жилетки, на дне одного нашлась карамелька. Не знаю, едят ли смыши конфеты, но другого нет, надеюсь, едят. Дотянулся до края ниши, конфета легла на барьер.

Надеюсь, когда проснемся, ее не будет.

Конфеты утром не оказалось.

Пока лезли по стене к берегу, серна поймала щупальцами рычуна, особо агрессивного, без капли бдительности. Зачем полез, дурак, на верную смерть? Приспичило порычать на болото. Только и успел пару раз тряхнуть лабиринт ударами лапок да сморщить серую жижу громовым рычанием. Ладно, быть может, его храбрая душа попала в какую-нибудь рычунью Вальхаллу.

Слезаем подальше от прибрежных щупалец.

– Ну как прошла ночка? – поинтересовался Борис весело. Скабрезным намеком разит как перегаром от алкаша.

– Ничего так, – пожимаю плечами.

– Море впечатлений, – сказала Катя, прикрывает кулачком рот, слегка прочищает горло.

– Щупальца, да… – покивал Борис. – До вас не дотянулись?

– Ну, до меня дотянулось одно, – призналась Катя. – Но я утихомирила быстро, через полминуты уже осело…

– Через минуту, – возразил я.

Мы с Катей тихо шипим друг на друга, выясняя сей принципиально важный вопрос, Борис наблюдает с отеческой улыбкой.

– Рад, что живы.

Здесь же решили позавтракать. Если что – рванем обратно на стену, под защиту липких хлыстов серны. Развели костер, Борис расщедрился: шашлык не из рычуна, а из волкоршуна. На мой вкус, жестковато, но Борис достал из торбы бутылочку соевого соуса, и жизнь стала по-настоящему прекрасной. Вместо хлеба закусываем хорошо просоленными крекерами.

Журчим чаем, Борис рассказывает о Колыбели.

– А долго еще идти? – спросила Катя.

– Не знаю. Руины непостоянные, наверняка знать нельзя. Может, за следующим поворотом, а может, придется бродить неделю.

За поворотом города не оказалось. Чешем дальше, что делать. Тужусь вообразить Колыбель, вдруг это приблизит ее к нам. Хотя… если воображу не такой, как на самом деле, не станет ли она дальше?

Впрочем, мысли больше занимает не Колыбель, а Катя. Чувства теперь можно не скрывать, разве что от Бориса. Хотя он, конечно, знает, но нам нравится играть в заговорщиков: воркуем за его спиной, обнимашки, поцелуи, а когда оборачивается, тут же делаем вид, что просто идем, взявшись за ручки, даже смотрим в разные стороны. А отворачивается – беззвучно прыскаем, косясь друг на друга.

Конец коридора, арка украшена по бокам статуями, ветхими, кого изображают, не понять. Где-то впереди, за стеной – глухой ритмичный грохот.

Мы замерли.

Стена поперечного коридора впереди, в тени за аркой, со страшным грохотом выплевывает плиты, за ними вылетел волкоршун. Борис едва успел упасть лицом в пол, наши с Катей спины впечатались в стены по разные стороны от хищника, окатило каменной шрапнелью, лизнула пыль, волкоршун серьезно ранен, половина перьев блестит бордовым, но зверь пронесся мимо как пущенный из гаубицы, а за ним – морозавр. Ослепил блеск ледяных ножей на хребте, коридор вмиг побелел от наросшего на кирпичах инея. Капель превратилась в сосульки.

Стихло.

Мы шелохнулись, на нас хрустнули корочки льда.

– Так-то, ребятки, – сказал Борис, поднимаясь, ладони хлопают плащ, лед сыпется. – Реакция надежней бронежилета.

Помогаю Кате отломиться от стены, стряхиваю с нее снег, глаза Кати огромные, смотрит куда-то в пространство…

Наконец, выругалась. Тихо, но на ток-шоу запикали бы.

– Не парьтесь, это ведь джунгли, просто каменные, – говорит Борис. – А по сути то же самое: одни убегают, другие догоняют.

– Предпочитаю догонять, – сказал я.

– А я хочу тюремную камеру с трехразовым питанием, душем и туалетом, – сказала Катя. – С большим книжным шкафом и теплым матрасом на двоих. Всю жизнь бы читали и трахались, лишь бы не бродить по этим поганым Руинам.

От такого признания мы с Борисом аж застыли. Борис присвистнул.

– Ты мечта любого парня, девочка. Но камеры никто не подарит, только губы искусаешь от тоски, а за это время кто-нибудь успеет к тебе подкрасться, и будет камера в желудке.

Хочу на Бориса наехать, зачем девчонку стращает, и так напугана, тем более, уже официально моя, надо защищать, но Борис растягивает хитрую кошачью улыбку, руки на поясе, взгляд оценивающий.

– Думаю, птенчики, пора заняться вами вплотную. До Колыбели как до Китая, а делать все равно нефиг…

Я щурюсь.

– Ты о чем?

– Дам волю учительским талантам. – Борис потирает ладони. – И садистским наклонностям, хе-хе.

С этого момента движемся исключительно бегом, замыкает Борис. А если притормаживаем, угощает пинками под зад. Правда, лишь меня, Катя бежит чуть впереди, мне приходится подталкивать ее в спину. Пыхтим как лоси на волчьей охоте, а Борис огурцом, видать, издевательство над нами его омолаживает, вампирюга такая.

– Шустрее, черепашки!

Моя задница вспыхивает от удара.

– Ау!

– Миг промедления – минус жизнь. Бежим полчаса, а вы уже сдохли семнадцать раз.

– У меня задница вся в синяках!

– Будь я волкоршуном, вместо задницы была бы дыра шириной с унитаз. И хвост из кишок.

– Щас сдохну… в восемнадцатый, – задыхается Катя, – и последний…

Снова пинок в зад. Предохранитель фирмы «Терпение» сгорел. На ближайшем повороте прыгаю ступнями в стену, толчок – и лечу таранным бревном в Бориса.

Но тот мало что уклонился, еще и перехватил мои запястья, описываю в воздухе полумесяц, спина чуть не треснула, ударившись о пол, я растянут как на дыбе.

– Погибать, так в битве, значит? – сказал Борис ехидно. – Кстати, мысль…

И вот мы уже в круглом зале, периметр завален ломью, склоны мусора до половины высоты зала, но сердцевина более-менее свободна, она-то и стала ареной для спаррингов. Хотя больше похоже на избиение груши профессиональным кикбоксером. Двух груш.

Теперь не только ягодицы, но и все тело в синяках и ссадинах. Кате достается не меньше, и это бесит. Кидаюсь на Бориса вновь и вновь, может, все-таки смогу заехать в челюсть, но в тысячу первый раз нос клюет каменный ковер.

Катя бросается на Бориса как свирепая рысь, расцарапать харю или откусить палец, но Борис уклоняется играючи, угощает шлепками.