Рождение Зимы - Брайан Ракли

Потом Рот тащил его через двор к конюшне.

— Башня закрыта, — рычал Рот. — Нужно выволочь тебя отсюда.

— Лучше… — Оризиан задохнулся.

К ним приближался инкаллим. Рот толкнул Оризиана в денник, и тот растянулся на соломе. Задетая им при падении бадья опрокинулась, и вода из нее вылилась. В нос юноше ударил запах дыма, где-то что-то уже горело. Лошади фыркали и беспокойно переступали с ноги на ногу. Небольшое тело лежало в соломе, пустыми глазами глядя прямо на Оризиана. Бэр. Одной стороны лица у него не было, торчали только кости. Оризиан с трудом поднялся на ноги и прислонился к лошадиному крупу. Конь тяжело задышал, того и гляди запаникует.

Выглянув из конюшни, Оризиан увидел, как Иньюрена ударили в висок рукояткой меча и сбили с ног. Только что появившийся на'кирим закричал:

— Взять его живым. Он мой.

Последний щитник заслонил собой Кеннета и умер, защищая своего правителя. Кеннет с искаженным от ярости лицом успел срубить еще одного инкаллима, прежде чем его самого одолели и прикололи мечом к стене. Потом из его руки выдернули меч и прижали руки к стене. Его держали, а он все пытался ударить ногой хоть одного своего врага, но ни одного не смог достать.

Оризиан дернулся вперед, понимая, что безоружен, но это его не волновало. В этот момент конь качнулся перед ним и преградил ему путь. Это Рот ударил коня плоской стороной меча, выгоняя его и других из конюшни в сторону врагов. Одновременно он повернулся, свободной рукой схватил Оризиана и затащил его обратно в сумрак денника.

— Нет! — услышал Оризиан собственный крик.

Из-за плеча щитника он увидел, что Кеннет с проклятиями плюет в своих захватчиков. Один из инкаллимов выступил вперед и глубоко вонзил нож в грудь Кеннета. Оризиан застонал, но больше ничего не увидел, потому что Рот потащил его к замаскированным воротам в конце конюшни. Он рвался из рук щитника, но Рот уже скинул перекладину на воротах и по короткому туннелю выволок его к наружной калитке.

Они выбрались на обрывистый берег моря, где не было ни света, ни дыма, один только потрясающий ночной воздух. Оризиан брел, спотыкаясь о камни, и в конце концов поскользнулся и упал, но, хоть и с трудом, поднялся на ноги. Потом Рот опять подпирал его плечом, направляя к еле видному пирсу и маленькой лодке Иньюрена.

— Нет! Мы должны вернуться! — кричал Оризиан.

Рот затащил его в лодчонку и следом закинул меч. Потом перерезал удерживавшую лодку веревку и, пыхтя от напряжения, оттолкнул суденышко от пирса.

Оризиана качало.

— Рот, нет! — закричал он и тут же почувствовал сильный толчок в бок. Ноги у него сразу ослабли, он шлепнулся на дно лодки, потом схватился за рукоятку вонзившегося в него ножа и какое-то время удивленно ее разглядывал. Боли не было.

На скалах показалось несколько фигур. Инкаллимы так быстро продвигались вперед, как будто стоял ясный день.

Лодка закачалась на вольной воде, и в нее запрыгнул Рот. Он встал на колени рядом с Оризианом и начал грести единственным веслом. Они потихоньку отходили из-под стен замка в открытый залив.

Оризиан откинулся назад, чувствуя, как мир ускользает от него. Он всмотрелся в небо, усеянное тысячами холодных звезд. Волосы на затылке у него намокли от набравшейся в лодку воды. Он чувствовал как по руке, все еще лежавшей на кинжале, течет кровь. Он слышал трудное дыхание Рота и шлепанье бьющих в нос лодки волн. Он видел перед собой лицо отца.

Оризиан закрыл глаза.

Хуанинские писцы скажут вам, что все киринины одинаковы; что их сходство друг с другом объединяет их и противопоставляет всему человечеству. Эти писцы не замечают того, чего не понимают. Когда Блуждающий Бог, Бог, Который Смеялся, проходя по миру, вызвал к жизни кирининов, он создал не один клан, а много. Хуанины и киринины начали резать друг друга задолго до того, как Боги покинули мир; киринины принялись проливать чужую кровь с первого же рассвета своего существования. Но немного найдется таких кланов, которые отмывали свои копья чаще, чем Лисы и Белые Совы.

Белая Сова впитывал ненависть к Лисе с молоком матери. А младенец-Лиса, еще не умея говорить, знал, что Белая Сова — его враг. Когда кланы кирининов были на вершине своей славы, еще до того, как закончилась Война Порочных и Тейн, этот дивный город, мечта любого сердца, пал и погрузился в Дебри Анайна, Лисы и Белые Совы уже не знали мира. Многое изменилось в ходе разных переустройств, последовавших за разгромом их рода хуанинами, но они сохранили ненависть друг к другу, оберегая ее так же ревниво, как берегли огни своих зимних лагерей. Родиться Лисой означало быть противником Белой Совы, а быть Белой Совой — значит, от первого вздоха до последнего быть врагом Лисы. Вражда их прочнее камня.

из «Истории кирининов» Адимнана Геройского

Армия расположилась лагерем в верхней части долины. Море палаток накрыло траву, из которой то там, то тут выступали голые скалы. Сотни спутанных боевых коней бродили по пологим склонам. Солнце стояло над самой долиной. Орлы и вороны медленно парили в небе, обозревая с высоты столь значительное вторжение в их горные владения.

Гривен ок Хейг стоял перед самой большой палаткой. Он сверкал в своем облачении: малиновая мантия Тана Танов, кираса из блестящего металла под ней; ножны усыпаны драгоценными камнями и огромная, еще прадедовская, золотая цепь на шее. Его руки покоились на рукояти меча, воткнутого в землю возле ног, словно показывая, что сама земля покорна ему. Кейл и еще несколько человек из Щита Верховного Тана стояли по обе стороны от него. Сотни воинов собрались перед ними громадным полукругом. В центре полукруга перед Гривеном стоял на коленях Игрин ок Даргеннан-Хейг. На шею разгромленного тана была надета тяжелая колода, запястья связаны грубой веревкой, уже содравшей с них кожу. Еще одна веревка обвивала его шею более свободно.

Гривен разглядывал пленника с нескрываемым удовольствием.

— Где же твоя гордость, Игрин? — спросил он.

Игрин не ответил. Только голова опустилась еще ниже.

— Связан, как простой вор, — издевался Гривен. — Подходящая судьба для изменника, согласен? Для неверного пса? Для того, кто меньше знаком с долгом и почтением, чем даже вольные люди.

Над рядами собравшейся толпы пронеслись возгласы одобрения и насмешки. Гривен поднятой рукой умерил крики и оглядел плотные ряды. Он провел взглядом по рядам, давая понять, что заодно с ними.

— Смотрите, до чего дошел ваш враг! — вскричал он. — Смотрите на плоды его наглости. Он опрокинут и унижен силой ваших рук.

Это вызвало еще более восторженные крики.

— Подними ему голову, — приказал он Кейлу.

Кейл подошел к Игрину и, крепко ухватившись за густые рыжие волосы, откинул назад голову пленника так, чтобы его превратившееся в месиво лицо было обращено к Тану Танов. Борода Игрина свалялась и запеклась кровью. От виска до подбородка шла свежая рваная рана, края которой еще кровоточили.