Гувернантка - Сильвия Сарк

— Меня это не удивляет, — вздохнул князь. — Я шел к этому шаг за шагом. Ваша сдержанность говорила мне, что вы не остались, ко мне равнодушны.

Это была правда. Князь обнял Софи за плечи, а она ласково склонила голову к его руке. Этот жест глубоко тронул князя. Они немного постояли в тишине.

Наконец Софи осторожно высвободилась из объятий. Она осмотрела длинную комнату, устланную мягкими коврами, в которой давно никто не жил.

— Этот дом… — Она замолчала.

— Поместье принадлежало моей жене. Оно было частью ее приданого, хотя супруга редко здесь бывала. Теперь оно должно перейти к Алексису.

— Он рвался сюда, чтобы принять меры в ваше отсутствие.

— Мальчик горяч и бесстрашен, но нуждается в твердой руке. Пока вы спали, я отослал в Обухово гонца с посланием, что вы со мной и все обошлось… Пойдемте, Софья Ивановна, осмотрим дом и отыщем винный погреб. Должна же здесь найтись хотя бы бутылка мадеры. С тех пор как два года назад одна из наших родственниц провела здесь лето, в доме никто не жил…

— Очень красивый дом, — тихо произнесла Софи, — но выглядит одиноким.

— Вы подумали о моей первой жене? Естественно. Ее дети уже отдали вам свою любовь, и за это она отдаст вам свою.

— Дети… они должны прийти к этому постепенно. Так будет лучше.

— Я полностью полагаюсь на ваш женский инстинкт — инстинкт, который дал вам почувствовать, как неудержимо влечет меня к вам. Как давно вы полюбили меня, Софи?

— Думаю… с первого взгляда, — потупившись, призналась девушка. Его прикосновения, его голос, его крепкие объятия — ничто не казалось ей странным. Все было узнаваемо и давно желанно. Она попыталась затворить свое сердце и разум от него, но не сумела.

Глядя на сильные руки князя, только что обнимающие ее, она вспомнила, как он вертел ониксовую головку с бирюзовыми глазами… Между тем мгновением и нынешним прошла целая жизнь…

Они вместе обошли дом. Все комнаты были обставлены со вкусом, и во всем — в коврах, мебели, картинах, лиможских вазах и прочей домашней утвари — чувствовались богатство и роскошь.

— Нет, этот дом еще жив. У него есть сердце, я почти слышу его биение.

— Мы дадим ему новую жизнь, — твердо сказал князь. — Это будет наше убежище от суеты Петербурга или Обухова.

Они сидели на увитой цветущей глицинией веранде. Невозможно было представить, что совсем недавно здесь едва не пролилась кровь. Все выглядело тихим и мирным. Вдоль синей линии горизонта две белые лошади тянули телегу к краю ржаного поля. Слышалось поскрипывание водяной мельницы и мычание пасущегося в отдалении скота. Но запах свежескошенной травы перебивал едкий запах гари. Неподалеку от дома стоял обгоревший тополь. Обуглившиеся листья разносил во все стороны ветер. Домашние слуги, вызванные князем, поставили для них стол, стулья и принесли вино.

— Вы бледны, — заметил князь. — Выпейте немного вина, и давайте не будем спешить.

Софи провела рукой по волосам, глянув на свое отражение в большом зеркале: ворот платья, теперь был наглухо застегнут, юбка очищена от репьев и колючек, которые она подцепила, когда неслась через лес.

— Я бы хотела сходить в деревню. Навестить крестьян. Мы можем многое сделать для них вместе. Обещайте, что позволите помогать им. Я помню избу старого Степана… ужасный запах… нищета и убогость.

— И умирающий старик, вспоминающий последние минуты прожитой им жизни, которую он так любил. Мы должны действовать очень осторожно. Иначе они могут принять вас за дьявола в ангельском обличье. Да, нищета… убогость… Но есть еще летние ночи. Белые петербургские ночи… Волшебные ночи… Из таких вот ночей мы и черпаем силу наших душ.

Софи слушала, зачарованная, голосом князя. Что так притягивало ее к Петру Разимову? Нежность, способность чувствовать и понимать, уверенность в своей силе, дикая необузданность характера… но эти слова мало что объясняли. Девушка просто чувствовала, что между ними существует непонятная, нерушимая связь.

— Вы улыбаетесь, Софи. Почему?

— Потому что я счастлива.

Она чувствовала его руку, сильную руку властителя.

— А теперь, — произнес князь, — давайте поговорим обо всем серьезно. Во-первых, я должен ненадолго покинуть вас и съездить в Петербург. Моя кузина Елена должна знать о моем решении. Она хозяйка в моем доме. — Он помолчал. — Я должен сказать вам еще кое о чем, — мрачно добавил он. — У меня есть любовница.

— Знаю, — тихо отозвалась Софи. — Я об этом слышала.

— Возможно, вы ее даже видели. В конце концов, мы вращаемся в тесном мире.

— Дважды. Один раз в ресторане. Она очень красива. Она показалась мне такой женственной, такой нежной…

Князь молчал. Когда он вновь заговорил, Софи догадалась, что мыслями он где-то далеко.

Мимо проехала повозка, запряженная двумя лошадьми. Сначала они заслышали стук колес, затем повозка показалась рядом с домом. При виде князя на веранде возница снял свою засаленную шапку и поклонился.

— Я должен нанести последний визит Анне. Вы так тепло отозвались о ней. Несомненно, она бы отплатила вам тем же, — тихо произнес князь.

— Какой сложной, какой непостижимой может быть жизнь женщины, — в тон ему отозвалась Софи.

— Только если она сама делает ее такой. С Анной все будет в порядке, если у нее хватит ума и силы принять неизбежное.

— Мало кто из нас обладает обоими этими качествами одновременно, — печально обронила Софи.

— Мне кажется, у вас есть и то и другое, — возразил князь. — Я это видел. И ум и силу. Я должен молить лишь о том, — добавил он с улыбкой, — чтобы они были обращены не против меня. Моя нежная Софи я думаю, вы были бы опасным соперником.

— Тогда я должна молить о том, чтобы этого никогда не случилось, — ответила Софи.

Князь снял с мизинца кольцо.

— Дайте мне вашу руку, — ласково попросил он и надел кольцо ей на палец, затем осторожно снял. — Этот жест символичен, — пояснил он. — Это внешний знак того, что хранится внутри. Но придет время, когда вы будете носить кольцо, не снимая. Вы ведь и вправду этого хотите?

— Да.

— А сейчас я должен отвезти вас в Обухово. Позади них молчаливо стоял дом. Горничная в розовом платье из ситца бесшумно промелькнула за окном и исчезла, словно привидение.

— Мне думается, — признался князь, — до сих пор мое сердце спало, как этот дом.

Мистер Хенвелл, можно мне отнять у вас минуту времени?

— Разумеется, мадемуазель Альберт. — Эдвард повернулся к француженке.

При свете яркого утреннего солнца кожа мадемуазель казалась совсем желтой, черная полоска усиков над верхней губой еще заметней. Она плотно сжала губы, словно пыталась подобрать нужное слово. Больше всего на свете ей хотелось избавиться от мисс Джонсон. И то, что англичаночка до сих пор находилась в Кравском вместе с князем, тревожило мадемуазель. Князь любит поговорить с женщинами, которых мадемуазель Альберт, с презрением вынуждена была признать умными, и она страшилась, как бы приезжая выскочка не заняла еще более прочное положение в доме: вроде компаньонки, когда девочки подрастут, или даже домашнего секретаря. Такое вполне возможно.