Кровавая работа - Майкл Коннелли

— Нет, Бад, я не за этим. Ты можешь одолжить мне географический атлас? Мой валяется у меня в машине, а мне не хочется снимать с нее брезент из-за ерунды.

— Само собой. Он у меня в машине, — сказал Бад. Он достал из кармана ключи и бросил их Маккалебу.

По дороге к «таурусу» Маккалеб взглянул на ряд дорогущих яхт, которые тоже швартовались в гавани Кабрильо. Для них построили док в два раза шире и с длинными «стапелями», который вмещал бы корпуса больших яхт. Терри поискал глазами «Бертран-60». Это было красивое судно. И он точно знал, в какую сумму оно обошлось ее владельцу, который пользовался яхтой не чаще одного раза в месяц. Он выбросил за красавицу не менее полутора миллионов долларов, мельком пронеслось в голове у Терри.

После того как он забрал атлас из машины Бада и вернул тому ключи от машины, Маккалеб вернулся на свою лодку и занялся разборкой дела Корделла. Поначалу он просмотрел рапорты о кражах «чероки» и пистолетов марки «Хеклер-Кох П-7». Он пронумеровал все угоны, а затем пометил нужные места на соответствующих страницах атласа. Затем Терри взялся за список подозреваемых по теории Уинстон о трех преступлениях, таким же образом помечая места жительства и работы каждого человека. В конце он отметил на карте места нападений.

Эта работа заняла у Маккалеба почти час. Однако, когда все было сделано, внутри у него все закипело от волнения. Один персонаж сразу выделялся из списка «кандидатов», так как географически «совпадал» как со стрельбой в магазинчике китайца, так и с кражей пистолета.

Это был Михаил Болотов, тридцатилетний русский эмигрант, уже дважды побывавший в калифорнийских тюрьмах за вооруженные ограбления. Болотов жил и работал в Канога-Парке. Его дом находился рядом с Шерман-уэй — примерно в миле от магазина, где были убиты Глория Торрес и Чен Хо Кан. Работал Болотов на часовом заводе, расположенном на улице Виннетка всего в восьми кварталах к югу и двух кварталах к востоку от магазина. Наконец, что больше всего взволновало Маккалеба, русский работал в четырех кварталах от своего дома в районе Канога-Парк, где в декабре был украден «Хеклер-Кох П-7». Внимательно прочитав отчет о краже со взломом, Маккалеб отметил, что ворвавшийся забрал также несколько подарков под рождественской елкой, среди которых был и известный П-7 в подарочной упаковке — подарок мужа жене, исключительно в духе Лос-Анджелеса. Взломщик не оставил ни единого отпечатка пальца или других улик.

Маккалеб прочел все досье о его условно-досрочном освобождении и отчет следователя. У Болотова был длинный список серьезных правонарушений, но он никогда не подозревался в убийстве и после последнего освобождения из тюрьмы три года назад никаких столкновений с законом не имел. Он регулярно ходил отмечаться к своему надзирателю и, в общем, внешне производил впечатление человека, вставшего на путь истинный.

Болотова дважды допрашивали по делу Корделла два следователя — Ритенбаух и Агиляр. Допрос проводился почти две недели спустя после убийства Корделла, но недели за три до убийства в магазине. Кроме того, допрос, очевидно, проводился до того, как Уинстон выяснила все о краже оружия. Вот поэтому, догадался Маккалеб, никто и не обратил внимания на географическую связь места жительства и работы Болотова с местами преступлений.

Во время допроса ответы Болотова не наводили ни на какие подозрения, а алиби ему обеспечил его работодатель, сообщив, что в ночь убийства Корделла тот отрабатывал свою обычную смену с двух до десяти. Он также показал следователям записи об отработанном времени и почасовых выплатах. Агиляру и Ритенбауху этого показалось достаточно. Корделл скончался примерно в 10:10 вечера. Болотов физически не мог добраться из Канога-Парка в Ланкастер за десять минут — даже если бы он летел на вертолете. Поэтому Ритенбаух и Агиляр перешли к следующему имени в списке.

— Чепуха! — вслух произнес Маккалеб.

Он был возбужден. Болотов был реальной зацепкой, которую было нужно проверить, несмотря на свидетельства его шефа или записей о выплатах. Болотов был вооруженным грабителем, а не каким-то там часовщиком. Его близость к местам преступления требовала нового расследования обстоятельств. Маккалеб чувствовал, что с этим он может смело отправляться к Уинстон.

Он быстро сделал пометки в своем блокноте и отложил его. Он был измотан и чувствовал, что у него начинает раскалываться голова. Взглянув на часы, Терри понял, что время за работой пролетело незаметно: было уже два часа дня. Он знал, что ему надо поесть, но не ощущал ни малейшего голода. Вместо этого он решил вздремнуть и спустился вниз в свою каюту.

Полный сил после крепкого часового сна, во время которого ему ничего не снилось, Маккалеб сделал себе сэндвич из белого хлеба с плавленым сыром. Он откупорил банку кока-колы, поставил все на поднос и отправился обратно, наверх, чтобы заняться делом Глории Торрес.

Терри начал с кассеты, взятой из камеры наблюдения магазинчика. Он уже смотрел ее дважды в компании Арранго и Уолтерса, однако решил вернуться к ней снова. Вставив кассету в магнитофон, Маккалеб для начала просмотрел ее на нормальной скорости, потом выбросил остатки сэндвича. Он больше не мог съесть ни крошки: его желудок словно слипся.

Перемотав кассету, он начал смотреть заново, на этот раз на замедленной скорости. Все движения Глории были теперь плавными и неторопливыми. Маккалеб вдруг поймал себя на мысли, что, глядя на ее улыбающееся лицо, ему хочется улыбнуться в ответ. Интересно, о чем она думала в тот момент? Улыбка предназначалась мистеру Кану? Вряд ли. Глория улыбалась чему-то своему. Она улыбалась как-то загадочно. Скорее всего, решил Терри, женщина думала о своем сынишке, и теперь был уверен по крайней мере в одном: в последние осознанные мгновения своей жизни Глория была счастлива.

Просмотр кассеты не вызвал новых идей, разве что всколыхнул ненависть к стрелявшему. Затем Маккалеб вставил кассету с записью осмотра места преступления и просмотрел документы, касающиеся количественных измерений последствий этой бойни. Тела Глории на записи уже не было, и пятен крови там, где она упала, было совсем немного — спасибо Доброму Самаритянину. Но труп владельца магазина по-прежнему оставался на полу за прилавком, в огромной луже крови. Маккалеб вдруг вспомнил пожилую женщину за прилавком в магазине. Жена Хо Кана стояла на том самом месте, куда упал ее муж. Это требовало совершенно особого мужества, которым лично он не обладал, подумал Маккалеб.

Выключив кассету, он взялся за кипу папок с документами. У Арранго и Уолтерса разных бумаг и папок было меньше, чем у Джей. Маккалеб постарался не придавать этому факту значения, но не смог. Из собственного опыта он хорошо знал, что размер отчета об убийстве отражал не только то, насколько глубоким было расследование, но также и степень неравнодушия следователя. Маккалеб свято верил, что между жертвой и следователем существует таинственная связь. Все полицейские из отдела убийств это понимали. Некоторые принимали все слишком близко к сердцу. Некоторые, наоборот, отстраненно — как факт психологического сопереживания. Но это было свойственно всем. Неважно, были ли вы религиозны и верили ли в то, что отделившаяся от тела душа наблюдает за вами. Даже если вы были убеждены, что жизнь оканчивается с последним вздохом, вы все равно чувствовали свою ответственность. Словно с этим последним вздохом погибший шептал ваше имя — но слышали это только вы. Только вы знали об этом. Это был своего рода священный завет, которому вы обязаны следовать.