Ангрон: Раб Нуцерии - Иэн Сент-Мартин

«Почему он не падает? — с ужасом думает Ангрон. — Почему он еще не умер?»

Рин стоит, потому что эта щуплая женщина удерживает его силой мысли. Она вытягивает руку. С длинных ногтей капает жидкое пламя. Ведьма растопыривает пальцы, и Рин взрывается. Разлетевшиеся осколки костей впиваются в открытую плоть Ангрона. От копьеносца остается лишь лужа крови на песке, расплескавшаяся в виде какого-то непознаваемого символа, от взгляда на который разум Ангрона будто пронзают раскаленные иглы.

Еще один гладиатор кричит, когда с него начинает лоскутами слезать кожа. Невидимая сила поднимает его над землей и раскручивает в воздухе, разбрасывая кругом кровавые брызги. Вращение ломает воину кости, растирает их в порошок. Когда ведьма отпускает его, на песок падает лишь окровавленный кожаный мешок.

Но с каждым убийством она теряет силы. Вскипятив кровь троим воинам, бросившимся к ней, женщина падает на колено, вся покрытая потом, и по ее щекам струятся кровавые слезы. Обруч у нее на шее злобно гудит, и ведьма с криком поднимается на ноги, испуская со стиснутых кулаков языки лилового пламени.

Границы воспоминания смазываются. На Тетиса опускается пелена — эхо отцовской боли. К тому времени, как Ангрон добирается до колдуньи, он остается на арене один. Все его братья и сестры, которые вышли на песок вместе с ним, погибли страшной, невероятно мучительной смертью. Их отправили в небытие. Ни чести, ни славы — только страх и боль, и тьма, падающая на глаза, когда ведьмино черное колдовство заставляло их тела изгибаться под невероятными углами и лопаться.

Ангрон понимает, что колдунья здесь против своей воли — ее черты искажает болезненная гримаса, а крики полны мучений. Скорее всего, верховые изловили эту женщину на пустошах и доставили на арену на забаву толпе, как и всех остальных. Она не знает Ангрона и других гладиаторов, и поэтому ей не за что их ненавидеть и незачем расправляться с ними с такой бесчеловечной жестокостью. К убийствам ведьму понукает обруч, прижигая ей кожу. Юноша вспоминает, как три месяца назад его заставили сражаться с охотником и гончими, рвущими поводки. Он убил их всех голыми руками.

В его душе не остается места сочувствию. Только не после того, что она сотворила. Ангроном целиком завладевает жгучая ненависть, которая пройдет лишь тогда, когда он выпустит колдунье всю ее нечистую кровь.

Юноша несется к ней с поднятым топором. Замерзший песок непривычно хрустит под ногами. Глаза женщины вспыхивают, и оружие леденеет в его руке. Ангрон налетает на стену внезапно сгустившегося холода и сбивается с бега.

В сознании вспыхивает огонь, не менее обжигающий, чем тот, что поджаривает его плоть. Ангрон наседает, превозмогая боль, от которой Тетис почти слепнет, и хватает ведьму за тонкие плечи. Затем его руки смыкаются на ее горле.

Под усилившийся рев пламени гладиатор увлекает колдунью на землю. Он чувствует запах собственной выкипающей крови и видит кости, проглядывающие из обугленной плоти рук. Окровавленные пальцы скользят на металлическом обруче, который остался холодным, но Ангрон не сдается и продолжает душить ее.

В какой-то момент ведьма прекращает сопротивляться. На ощупь ее тело напоминает ледышку или камень. Ангрон ощущает внутри нее силу, которую ведьма никогда не смогла бы обуздать, силу, причинявшую женщине неимоверные страдания каждую секунду с самого ее рождения.

В огонь, который жжет юноше глаза, вторгается слово или лишь намек на слово, сплетаясь из мучительной боли:

«Пожалуйста…»

Ангрон рычит и разбивает голову колдуньи о замерзшую землю. Как только она умирает, огонь с ужасающим воем уносится из его разума. Обессиленный гладиатор отползает от трупа. За несколько мгновений тело ведьмы истлевает в пепел, словно сгорающее без огня дерево. На песке остается лишь жужжащий обруч.

Тетис все еще чувствует осколки души колдуньи, которые трепещут в воздухе, словно подхваченная ветром бумага, прежде чем сквозь истончившуюся завесу варп жадно не поглощает их один за другим. Библиарий заглядывает в отца и видит в его душе новый рубец — рану, которую ничто не смогло исцелить и ничто никогда не исцелит.

14

Магон шагал самыми глубокими палубами «Завоевателя» и о чем-то молча размышлял. Весь корабль все еще пребывал в смятении после событий в Зале побед. Экипаж по-прежнему устранял последствия бешенства Ангрона и вызванного им беспорядка. Кхарн велел запереть отца в его темных покоях и пускал к нему только Галана Сурлака, Вел-Хередара и нескольких избранных апотекариев и адептов Механикума. За исключением короткого поединка с Магоном на «Песьем клыке», советник больше никуда не отходил от примарха. Никто не брался гадать, когда и в каком состоянии Ангрон пробудится от колдовского сна, как и о том, что он сделает.

Чтобы попасть на борт, Магон воспользовался челноком. Центурион прибыл на флагман Пожирателей Миров без объявления — даже Кхарн не знал. Хотя легионеры могли беспрепятственно перемещаться между звездолетами флота, Магон предпочел избежать вопросов о цели своего визита на корабль.

Центурион шел в одиночестве целый час, минуя оживленные магистрали и тесные переходы. Рокот ядра звездолета постепенно стихал, и вскоре вместо него загрохотали кузнечные молоты. Люди на пути попадались тем реже, чем дальше Магон заходил в стылые глубины «Завоевателя», где покоилось легендарное прошлое легиона.

У огромных железных ворот его остановила манипула боевых сервиторов-стражей, запрограммированных проверять каждого входящего. Массивные преторианцы осветили центуриона рубиновыми лучами. Установленные на спинах киборгов тяжелые пушки прекратили угрожающе урчать, только когда в личности пришедшего не осталось сомнений. Лязгнув ногами по настилу, машины расступились.

Работа систем флагмана слышалась в этом темном просторном зале низким отдаленным рокотом. Повсюду вокруг стояли великие машины войны, безмолвные и неподвижные. Они дремали на платформах, окружавших зал по периметру. Громадные фигуры бессмертных героев легиона, окутанные тенями, напоминали статуи, застывшие на массивных металлических постаментах.

Из теней к Магону выступили адепты в длинных одеяниях. Центурион коротко сообщил, что ему здесь нужно, после чего они плавно скользнули прочь, не произнеся ни слова. Жрецы в рясах столпились возле