Не время для любви - Кларисса Рис

— Погоди, ты несешь бред, — запротестовал Тонсли. — Я не бил Эсбилу.

— Нет, Тонсли, ты бил меня, и это было на глазах у Стиверса, — кивнула я. — Мы вдвоем не могли так лопухнуться и не признать тебя. Это либо был очень хорошо притворяющийся ты, либо кто-то использовал «Гелерей» против нас.

— Но засекреченная разработка ученых не могла в те годы попасть к нам, — задумчиво протянул блондин. — Точнее, не так, я бы знал о тестировании данного зелья на территории Лондона. Отец к тому времени был в Америке, а я временно исполнял его обязанности, пока не стукнуло двадцать и я официально не занял свой пост.

— Но у меня нет других объяснений всем странностям, — покачала я головой. — Этот состав мог вызвать коллективное помутнение.

— Нет, — резко сказал Стиверс, — только я не помню, в каком году разрешили ввозить его в страну. Подпись на документе будет стоять моя, вот только был ли я уже в должности, когда подписывал декларацию.

— Что за средство? — удивленно посмотрела я на Инетер.

— «Живая маска» или в простонародье «Одевалка», — зло выплюнул он, — если ты полевой агент, то пару раз должна была ей пользоваться. Вот почему никто не заподозрил замены. Фактически весь тот период в стране было два Ланвельда. Один — вот этот идиот, а второй для грязных делишек министерских крыс.

— Тогда почему ты говоришь, что он был? — посмотрел на него Тонсли. — Они могут спокойно и сейчас использовать тот же трюк.

— Не могут, — покачала я головой, — им пришлось бы брать разрешение у отдела внешней разведки, а те бы, в свою очередь, передали все Инетеру. Такие зелья никогда не находятся в общем доступе. Использование каждого флакончика регламентируется и заполняется куча бумажных документов.

— А значит, это был период, когда отец только-только уехал в Дельфель, — протянул Стиверс. — Иначе бы у них не получилось все провернуть. Действие каждой порции рассчитано на двадцать девять часов, чтобы не походило на регулярный прием, как с традиционной обороткой. У них мог быть ограниченный запас из первичной тестовой партии. В него входило сорок восемь пузырьков, а значит, попыток у них было не так много. Если бы пропало больше десяти процентов, то шпионы подняли бы шум и тогда бы им пришлось несладко. Но если в разные временные периоды пропадало по одной порции, это бы списывали на криворукость и безалаберность. Все люди понимают, что без косяков никак.

— А это значит, что диверсию устроил кто-то из старшего поколения, — мгновенно догадалась я, — работающий в министерстве. Ибо только так он мог понять, что пробирок с предоставленными тестерами не хватятся, если выносить их с определенной частотой, а не за один раз.

— Это подталкивает меня к единственному возможному кандидату, которого бы не заподозрили, ибо он, как жена Мерлина, вне подозрений, — криво усмехнулся блондин. — Догадаешься, о ком я, Ланвельд?

— Камелд, — тихо ответил тот, — отец одного знаменитого миллионера и тесть другого. На него бы никто и никогда не подумал. Мелкая сошка, который дальше своей чудаковатой натуры никаких проблем не доставлял. Но он хорошо был связан с Щупельд и остальными бывшими приближенными Хильменсельна. Ему не составило бы труда провернуть все без шума и пыли.

— Правильно мыслишь, — кивнул блондин. — ему бы не предъявили обвинений. Пожалели бы несчастного, максимум спровадили бы к психотерапевту. Ведь о его сдвиге и так всем известно. А тут еще и громкий статус его детей. Ну, попутал мужик немного отделы, с кем не бывает на старости лет, еще и с поломанной психикой.

— Чем больше я слушаю, — тихо отозвалась я, — тем сильнее понимаю, что из каждой дырки торчат уши Камелд. Куда ни плюнь, везде отметилась семейка чертовых предателей!

— А теперь представь, что будет, если всплывет факт, что мы в три сорок утра сидим у меня в комнате, нагло пьем, и самый одетый из нас Ланвельд? — заржал блондин. — Вашу парочку со света сживут. А мне придется завалить министерских сверхурочной работой на пару месяцев, чтобы те и головы поднять не смели.

— Инетер! — взвизгнула я. — Ты гений!

— Не понял, — посмотрел он на меня как на полную дуру.

— Мы разыграем для них спектакль! — хлопнула я в ладоши. — План поймать уродов на живца перестает быть бредом фантазии. Ты, Тонсли, пишешь своей рыжей дуре, что не вернешься к ней и нагулянным детям, а все бумаги передашь с адвокатом. Ты, Стиверс, официально объявляешь, что твоя любимая девушка от тебя беременна и ты через полтора года, как и положено по законам министерства, разводишься с женой и планируешь счастливо жить с той, кто подарит тебе законного ребенка. Ну, а я пишу разгромный донос о том, что все улики сфабрикованы и сделано это так, чтобы одного из влиятельнейших герцогов страны заподозрили в связях порочащего характера. Все в совокупности, выпущенное в один день, взорвет умы простых жителей и прикует их внимание к нашим персонам, сделав любую попытку убрать нас по-тихому невозможной! Хорошо я придумала?

Парни сидели и смотрели на меня так, словно я только что сморозила самую величайшую чушь на свете. Хотя это было недалеко от истины. Никто сроду не поверит, что после стольких лет полного дурдома наша троица смогла бы мирно сосуществовать в одной комнате. Это было из области необъяснимого и фантастического. Но другого выбора у нас просто не оставалось. Приходилось как-то выкручиваться, понимая, что лучше отделаться малой кровью, чем потерянной головой.

— Я понимаю, что звучит это тупо, но ведь идея неплоха, — продолжила уверять я их. — Никто никогда не подумает о том, что мы объединились. Это просто нереально. Проще поверить, что святая дева опять воскресла, чем в то, что наша троица смогла-таки найти общий язык.

— Я не про то, — покачал головой Стиверс. — Ты понимаешь, что, помогая нам с Ланвельдом, фактически подставляешь себя под удар. Тебя не посылала разведка… Ты полевой агент, вмешавшийся в дела другой страны, любое твое действие может иметь последствие.

— Нет, — тряхнула я в ответ белыми кудрями. — Я – Эсбила Авгельд, чертова подружка одного герцога, защитница всех сирых и убогих, эксперт международной лаборатории и самый честный человек на свете, а по совместительству старая любовница не менее влиятельного герцога, чья мать помогла оной обустроиться в мире аристократок.

— Это не отменит того факта, что ты сама по личной инициативе вмешалась в дела другой страны, — продолжил настаивать Инетер. — У нас всех свои договоренности, а ты их нарушила.

— Да, — тут я уже спорить не могла, — но и доказательств того, что я действовала по личной инициативе нет. У меня все еще остались воспоминания о приказе начать расследование этого дела. В крайнем случае позволю залезть себе в голову.

— Их не примут, — с тяжелым вздохом сказал блондин. — Тебя же учили подделывать не только воспоминания, но даже отпечатки тех в сознании. Для экспертов не будет иметь никакого значения, что там у тебя в голове.

— Вот ведь черт! — тихо выругалась я сквозь плотно сжатые зубы.