Тьма египетская - Михаил Попов

Мальчик медленно повернул голову в его сторону, не понимая, что такое, какая ещё история?

Но учитель уже, видимо, сверился с каким-то своим замыслом и решил, что пришло самое время рассказывать истории.

— Нас прервали в том месте, где мы увидели множество мертвецов, восставших из погребений и с пением гимна приблизившихся к Ладье Вечности.

Слава тебе, Ра!

Почитают тебя обитатели Дуата,

Поклоняются тебе обитатели подземного мира,

Восхваляют тебя, грядущего в мире.

Ликуют сердца подземных,

Когда ты приносишь свет обитающим на Западе.

Полны радости их сердца.

Мериптах повернул голову к учителю и, не видя, глядел на него. Взгляд у него был мутноватый, неприятный, отсутствующий. Голос Ти, выпевающий старательно, но без заученной жреческой умелости звуки гимна, вызывал, кажется, у него одно лишь недоумение. Зачем это?

— Ра вышел на нос своей Ладьи и обратился к мертвецам с речью. Посмотрите на себя, жители Дуата, сказал он, вы не превратились в прах, потому что египтяне, живущие на земле, доставляют подношения в ваши гробницы, и это есть питающий вас хлеб. О, они умны и благоразумны, мои египтяне, лучшая часть Божьего скота. Они знают, что сами очень скоро окажутся здесь и будут встречаться со мною только подземными ночами. Они желают в жизни вечной быть сытыми и довольными, потому и заботятся сейчас о ваших погребениях, дабы дети не забыли их собственные гробницы. Ни ливиец, ни азиат, ни нубиец не делает этого, ибо варвар и тёмен. Даже когда он силён, он дик, и обречён на полное исчезновение, и никогда не будет допущен на Запад, и мои лучи никогда не согреют его. Да будут неприкосновенны гробницы любимцев сердца моего, жителей Черной Земли!

Грохот барабанов становился громче, и уже сделалось различимо стрекотание трещоток. Процессия начинала в воображении мальчика всё больше походить на громадное животное, медленно, неукротимо продирающееся по улицам города, оцарапывая бока и ломая одинокие уличные пальмы, которые обычно высаживают перед входом в жилище горожане. Бегемот грохота, присыпанный соломой треска.

— Ра умолк. Последний раз окинул сияющим своим взором неизмеримую толпу мертвецов и дал знак гребцам, чтобы они налегли на вёсла. Мумии с рыданиями и скорбными возгласами стали укладываться в свои саркофаги, ибо прощание с солнечным богом было тягостно для их сердец, хотя бы они и находились в отдельных запечатанных сосудах вместе с другими внутренностями. До новой встречи с Ра они могли надеяться теперь только на прочность своих гробниц. На свете нет ничего неприступнее египетских погребальных убежищ.

А Ладья Вечности уже подплывала к огромному дворцу, подобного которому нет ни в мире солнца, ни в мире луны. Дворец Двух Истин — таково его название. Там вершится загробный суд. Боги подземного мира, во главе с владетелем его Озирисом, судят души умерших. Анубис, бог с головой шакала, одного за другим вводит покойников. Приговор записывает Тот на особом, бесконечном папирусе.

Мериптах нетерпеливо и недовольно махнул рукой. О суде ли Озириса было ему не знать, лучшему ученику «Дома жизни».

Лицо Ти оживилось, его обрадовало то, что ученик всё же слушает его.

Передовая часть толпы, сопровождающая носилки Апопа, подкатилась к стене, к которой одним боком примыкал пленивший ученика и учителя жаркий дворик. Это были в основном пьяноватая беднота и чернокожие бездельники, спешащие прежде специальных глашатаев объявить городу, что приближается, вот уже показалась, вот она сияет, и громоблистает процессия фараона.

Ненавидимый большей частью населения на расстоянии как варвар-поработитель, азиат и нечистый, Апоп был восторженно принимаем сегодня, в момент своего неожиданного, столь лестного для сердец жителей старой столицы, появления.

Снизошёл!

Осчастливил!

«Божественный», «благодетель», «хранитель», «дарующий», «повелитель Верхнего и Нижнего» — пена, состоящая из этих словесных обрывков, хлестала в стену колодца с двумя пальмами, смешиваясь с белой пылью, поднятой экстатически бьющими в землю пятками, она вставала выше стен и становилась как бы видимой.

Сквозь широкие, объёмные гулы праздничных барабанов начала проступать дробь более мелких ударов — стук конских копыт. Всадники шаззу въезжали на площадь, раздвигая по сторонам радостно беснующуюся людскую массу. Шеренги чёрных кожаных фигур на понурых, влажных от жары лошадях. Мериптах наблюдал сцены показательных казней по несколько раз в год, и теперь, хотя он и не мог видеть ничего, он всё видел отлично.

— Наступил последний час ночного плавания. Все боги, сопровождавшие Ра, собрались у его трона! — повысил тон своего гнусавого пения Ти.

Вот выбегают глашатаи — Мериптах отчётливо представлял, как их стройный, совместный крик раздвигает шум толпы, так же как всадники перед этим раздвинули саму толпу.

«О, Апоп! Апоп! Апоп! Апоп! Апоп!»

По бокам этого громогласного причитания начинает вздыматься и закипать звучное нетерпение толпы. Руки взлетели остриями ладоней вверх, кто-то приплясывал в сумасшедшем темпе, как будто стараясь взбежать вверх по воздуху. Самые впечатлительные падали на колени и старались разорвать себе рты, вставив пальцы в рот. Лопнул барабан, раскроенный обезумевшей колотушкой. Общий грохот хромал всего несколько ударов, и ряды звуков снова сомкнулись.

В этот именно момент выплыли в центр площади носилки фараона, и шум, стоящий за стеной, перестал делиться на отдельные звуки, сам сделавшись непроницаемой стеной.

В этом месте всегда показывают народу преступников.

Два молчаливых и как бы даже безучастных азиата, привычно, по-кавалерийски, покачиваясь на каждом шаге, вытащили на всеобщее обозрение толстого, голого, безумно выпучившего глаза мужчину, со сломанным, распухшим носом, с синяками по всему колыхающемуся телу, с распяленным для бессмысленных оправданий ртом, и бросили в пыль. К нему, жалко лежащему, с жалко выставленными на всеобщее обозрение половыми органами, подвели невысокого юношу с прижатыми к животу руками и остановившимся взглядом. Ему показали на лежащего. Мужчина жутко заныл, обнажая верхнюю челюсть с двумя длинными, чёрными зубами, и попытался поднять кривую руку. «Это он?» — спросил старший глашатай. Юноша торопливо кивнул. Толпа взвыла. Юношу тут же запихнули в щель меж кожаными воинами.

Ти не унимался, он всё взвинчивал свой противный голосок.

— На носу Ладьи Вечности оставалась только Маат, гребцы налегали на вёсла. Солнце плыло на восток. Сзади всё погружалось во мрак, впереди путь светлел. Подземная река подходила к скалам, между которыми следовало проплыть Ладье, чтобы снова попасть на небо. И тут Ра сказал: «Я вижу пещеру, он там! Будет бой». Гор Бехдетский поднял своё копьё, разящее врагов Ра, в руках Упуата и Нехебкау сверкали обнажённые мечи. Урей на лбу Хатхор раздул шею и показал убийственный язык. Внезапно река вечности впереди вспенилась, как будто наткнувшись на десять порогов сразу, подхватила Ладью и понесла вперёд. Напрасно гребцы вонзали в неё свои мощные вёсла, этой силе они не могли противостоять. А потом вдруг вода пропала. Ладья упёрлась носом и днищем и мёртвую гальку перед огромной скалой.