Вечность в тебе - Аннэ Фрейтаг

Луиза перелезает к краю кровати и подключает телефон. А я встаю.

– Я оставлю тебя одну, чтобы ты могла спокойно поговорить по телефону.

«Есть матери, которые волнуются за своих детей», – думаю я, закрывая за собой дверь.

Луиза

После второго звонка она отвечает. Ни тебе «Привет», ни «Как дела?».

– Слушай, я иду в операционную, – шепотом говорит она. – Это важно?

– Я… – начинаю я и прерываюсь. – Значит, тебя вообще не было дома?

– Была, была, я просто не хотела тебя будить.

– Ты даже не заглянула ко мне?

– Луиза, я очень поздно вернулась домой, а вставать пришлось рано, – говорит она. – Кроме того, дверь твоей комнаты была зак-рыта.

Дверь моей комнаты всегда закрыта.

– Пчелка? Ты еще там?

– Да, – говорю я.

Она даже не заметила, что меня нет.

– Сегодня я, наверное, закончу пораньше, – говорит она. – Мы могли бы вместе что-нибудь приготовить. Как считаешь? Может, в семь?

– Ладно, – говорю я и кладу трубку.

Когда вхожу в кухню, Артур и Джулия сидят за столом, но Джейкоба нет.

– Луиза, – говорит Артур, усмехаясь своей широкой ухмылкой. – Доброе утро.

– Доброе утро, – здороваюсь я.

Джулия смотрит на меня, и ее взгляд говорит все.

– О нет, бедняжка, у тебя сенная лихорадка? – спрашивает она. – Если да, то у меня есть таблетки, которые очень хорошо помогают.

– Нет, – отвечаю я, – у меня нет никакой лихорадки.

– Но ты наверняка голодна, – говорит Артур.

Дверь открывается, и входит Джейкоб. Он улыбается, но его улыбка отличается от прежней. И мне интересно, имеет ли это какое-то отношение к письму, лежащему на его столе.

– Земля вызывает Луизу, – говорит Артур, и я смотрю на него. – Ты голодна или нет?

– Да, я проголодалась.

И тут Джейкоб оказывается рядом со мной.

– Ты любишь блинчики? – спрашивает он.

– Я люблю блинчики, – эхом отзываюсь я.

– Я тоже, – говорит Артур. – Вообще-то, мне мало что нравится больше, чем блинчики.

Джейкоб усмехается, а затем смотрит на Джулию.

– А как насчет тебя? Тоже будешь?

– Я буду все, кроме тостов, – говорит она.

– Предательница, – говорит Артур. И целует ее.

Мне нравится быть здесь. В этой квартире. С этими людьми. Мне нравится, что здесь всегда хорошо пахнет. Едой, кофе и чистым бельем. Мне нравится, что Джейкоб и Артур разговаривают друг с другом. Что они рассказывают друг другу обо всех мелочах, которыми обычно делятся между собой только самые близкие люди.

У нас с мамой всего этого нет. Лишь общая фамилия, адрес и половина набора хромосом. Кроме этого нас мало что связывает. Иногда я задаюсь вопросом, был ли Кристофер тем единственным, что у нас имелось общего, и теперь, когда он ушел, между нами вообще ничего не осталось. За исключением, может быть, пустоты, которую он оставил после себя. Потому что мы обе это чувствуем. Каждый сам за себя. Каждый – поодиночке.

Я думаю о своем брате. О его широкой улыбке и о том, как он смеялся. Громко и заразительно. Думаю, здесь ему бы понравилось. И еще я думаю, что он понравился бы Джейкобу, Артуру и Джулии.

Но, если бы Кристофер был жив, меня бы здесь не было. Тогда я была бы дома. С ним. И он пребывал бы в эйфории, или в депрессии, или спал бы, или рисовал. Теперь же он мертв, а я режу фрукты.

Я смотрю на Джейкоба, как он наливает немного жидкого теста в одну из трех сковородок и распределяет его по ней. Артур и Джулия накрывают на стол. Масло шипит, Джулия смеется, играет музыка. «Montreal Rock Band Somewhere» от Happyness.

Если я чему-то и научилась, так это тому, что время не вернешь. Тому, что из нашей жизни неумолимо исчезает одна минута за другой и что каждое мгновение мы должны решать, растрачивать их впустую или использовать.

«Сейчас» должно быть хорошим. Потому что у нас есть только оно. И мое «сейчас» отличное. Мое «сейчас» пахнет растопленным маслом и клубникой.

И немного Джейкобом.

Джейкоб

Льет проливной дождь, а в небе висят темно-серые тучи. Луиза берет себе еще один блинчик, и ее взгляд находит мой. В уголке ее рта – ореховая паста. Маленькая капелька, похожая на родимое пятно, которое можно съесть.

– Думаю, мне все-таки нужно посмотреть этот странный сериал, – говорит Джулия, откладывая в сторону телефон. – Я считала, что выше этого, но, видно, это не так. Долбаное стадное чувство.

– Что за сериал? – спрашивает Артур с набитым ртом.

– А, тот новый сериал от Netflix, о котором все сейчас говорят.

– Ты про «13 причин почему»?[7] – спрашивает Артур.

Она кивает:

– Моя новостная лента в Instagram вся забита постами о нем.

– Моя тоже, – говорит Артур.

– А моя – нет, – говорит Луиза. – Но у меня и аккаунта в Instagram нет.

– У меня тоже, – отвечаю я, и мы оба усмехаемся. – Но Netflix у нас есть.

– И правда, – говорит Артур. – Кто-нибудь еще из присутствующих хочет поддаться стадному чувству? Давайте со мной.

Мы вчетвером сидим на диване. Артур обнимает Джулию, я Луизу – нет. Этот факт беспокоит меня, но я никогда не признаюсь в этом. Дождь продолжает стучать по оконным стеклам. Дождь, смешанный со снегом. А на дворе, вообще-то, апрель. Затем начинается первый эпизод. Хорошая музыка, думаю я, протягивая Луизе пачку чипсов. Она засовывает руку внутрь, и наши пальцы касаются друг друга. Слишком много мурашек по коже за такой мимолетный миг. Я смотрю на Луизу. Только мгновение. А затем снова отвожу взгляд. По крайней мере, пытаюсь. Ее рука касается моей.

Она хорошо пахнет. Это не какой-то определенный запах. Я не мог бы сказать, что это такое, просто этот аромат мне нравится. Настолько нравится, что мое сердце бьется быстрее, а ладони потеют. Позже, когда лягу спать, я прижмусь лицом к подушке, на которой она спала, и буду вдыхать ее запах.

Луиза рассеянно играет с пирсингом в губе, что делает постоянно. Думаю, она даже не замечает этого за собой. Зато я замечаю. Интересно, как металл будет ощущаться на моих губах? Эта мысль появляется у меня в голове все чаще и чаще.

Я отворачиваюсь, полностью сосредотачиваясь на телевизоре и сюжете. Проходит несколько минут, пока я не понимаю, о чем идет речь, и пока от предчувствия не становится дурно. Чувствую, как Луиза рядом со мной напрягается, как все ее тело становится все тверже и тверже. Одна мышца за другой. И тогда настроение меняется.