Утро вечера дряннее (сборник) - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А конкретнее?
– Не знаю, душенька, не знаю.
Я поняла, что он трусит, и не стала настаивать.
– А где Люба живет, знаешь?
Шажков замялся.
– Правильный адрес? – Я достала из кармана записную книжку и, открыв нужную страницу, указала Юре на Любин адрес, который мне дала Света Коршунова. Он смущенно кивнул, опасливо посмотрев на меня.
– Не пойму, – жеманно пискнул он только для того, чтобы скрасить свое испуганное молчание, – чем тебе Арникова не угодила? Или ты ее подозреваешь…
– Нет. Ее подозревать у меня нет резона, – холодно отрезала я, – она была убита раньше Ежова.
Шажков, который решил снова промочить горло, чуть не поперхнулся. Он бессмысленно завращал глазами.
– Убита? – сдавленно произнес он.
– Да. В своей квартире. Думаешь, из-за наркотиков? – спросила я напрямик.
– Возмо-ожно, – растягивая слоги, ответил озадаченный Шажков.
– И кто, как ты думаешь, мог отважиться на это?
– Дружки ее из наркомафии, – на удивление беспечным голосом сказал Шажков.
Шок прошел, и он вновь, казалось, выплыл на поверхность. Его квазиженская грациозность, салонная вычурность и склизлое тщеславие засияли новым блеском. Точно он пережил какой-то омолаживающий катаклизм. – А как насчет ревности?
– Ревности? – удивленно заморгал он.
– Может, это Вика?
– А кто его знает? – хихикнул Юра, потянувшись к водке.
– На дружков из мафии, видишь ли, не похоже…
– Это почему? – оживился пуще прежнего поэт-песенник.
– Они сами ее ждали в клубе, вернее, их представитель. И не дождался.
– Как интере-е-сна! – возликовал Юра, хлобыстнув водку.
Он плотоядно потирал руки и не сводил с меня своих лихорадочно горевших глаз.
– Вот я и подумала…
– Не-е, – поморщился он, – не Антигона она, не Федра…
И пошло-поехало. Реминисценции из классического наследия греков и французов. Еврипид плюс Расин. Я закатила глаза. Потом скептически улыбнулась.
– Как знать, в иные моменты…
– Это да, – не дал мне договорить возбудившийся не на шутку Юра, – такое бывает. Но редко, – решительно закончил он.
– А кто такой Рудик, ты случайно не знаешь?
– Бывший дружок Ежова, – пренебрежительно ответил Юра.
– Бывший? – заинтересовалась я.
Юра медленно опустил голову, будто кивнул. Кивок получился расплывчатым и манерным.
– И что же их связывало?
– А ты догадайся! – Заплывшие глазки Шажкова игриво заблестели.
– Послушай, – вдруг осенило меня, – а этот Рудик и Любин бойфренд не одно и то же лицо?
– Дотошная ты и проницательная… – хихикнул Юра, принявшийся разыгрывать из себя шпиона.
– Так, значит, Ежов тоже… – Я пристально взглянула на Юру.
– Это давно было, Оля, раньше… Пока не расчухал, как все это опасно и хлопотно. Многие мэтры эстрады и рока через это проходят, не говоря уж о поэтах! – с назидательным пафосом изрек он. – Начинают с обычной травки, а потом основательно на иглу подсаживаются.
Шажков сделал вид, что такое положение вещей его искренне печалит. Он монотонно раскачивал головой, переводя подернутый дымкой меланхолии взгляд со стакана на мою тарелку, где дремал забытый мной цыпленок.
– Ежов все испробовал на себе… Именно поэтому он так агрессивно относился к тем, кто нюхает кокаин…
– Угу, – вяло откликнулся Юра.
– И Рудик снабжал его этой дрянью? – Я поставила оба локтя на стол и внимательно посмотрела на Шажкова.
– Угу, – повторил Шажков.
– А сейчас… какими были их отношения последнее время?
– Рудик – один из ежовских спонсоров, – лениво продолжил Шажков. – Наши мэтры ничем не брезгуют!
– А что же Клунин, он с Ольгой дружил?
– Ага, – мотнул головой Юра, – еще как! Такую дружбу в одном своем романе о ветхозаветных временах Томас Манн называл «шуткой» или «игрой». Только Ежик этих «шуток» не замечал.
– Как и многого прочего, – понимающе улыбнулась я, допив сок.
– Да, да, – отхлебнул фанты поэт.
– Ладно, Юра, – я вытерла рот салфеткой и одарила его полным нежной признательности взглядом, – мне пора. Чрезвычайно интересная беседа у нас с тобой получилась. Я тебе очень благодарна!
– Да иди ты! – со слащавой улыбкой и очаровательной фривольностью отмахнулся он, – обращайся, если что.
– Непременно.
«Обращайся» в Юриных устах звучало как «заплати и обращайся» или «напои и обращайся». Вместо одного слова мне упорно слышались два.
Я закурила и нажала на газ. Мой путь лежал в Ленинский район. Там, недалеко от реденького ельничка, должен был находиться коттедж, в котором жила Люба. Я неплохо знала эту местность. Знала и то, что земля под жилье скупалась в ней как толстосумами, так и людьми с более скромным достатком. «Скромным» – не значит с доходами рядовых тружеников фирм или мелких, не берущих взяток чиновников. Я имела в виду ту неощутимо тонкую прослойку населения, которую, живи мы на Западе, можно было бы назвать средней буржуазией. В наших, так сказать, полевых условиях речь шла о зажиточном классе, который все-таки уступал – что касается доходов – западным средним и даже мелким буржуа, зато превосходил их в спеси и самом заурядном зазнайстве. То, что в Америке и Европе казалось элементарной возможностью поддерживать достойный уровень существования, эта местечковая буржуазия обожествляла и возводила в ранг единственно оправданной и верной концепции жизни, не удосуживаясь понять, что быт, как его ни называй и ни пестуй, как ни модернизируй и ни утончай, все равно в сравнении с духом или просто свободным выплеском инстинктов – не что иное, как примитивная нуда и жвачка.
Добравшись до ельника и отыскав улицу Сосновую, я остановила машину перед небольшим двухэтажным особняком, окруженным кирпичным забором. Позвонила. На крыльце зажегся свет, в щитке переговорного устройства что-то металлически чертыхнулось, засвербило, потом я услышала низкий женский голос:
– Кто вы?
– Я Ольга Бойкова, мне нужно срочно поговорить с вами о вашей подруге Ольге Арниковой.
Раздался какой-то щелчок. Калитка медленно открылась. Я вошла во двор. Справа располагался гараж, перед которым стояла какая-то иномарка светлого цвета, точнее, из-за темноты я не разобрала. Слева – сооружение, похожее на баньку. Я быстренько пересекла двор и, взойдя на крыльцо, позвонила. Только во дворе я рассмотрела, что верхний этаж представлял собой веранду.