Карамель. Новый Мир - Кристина Тарасова

– Ну же, – тянет Ромео со второй попыткой прикоснуться, – сладкая девочка.

– Ну же? – сомнительно повторяю я. – Ну же? Я тебе чем-то обязана?

Мой вопрос ставит его в тупик. Юноша мешкает и подбирает слова, говорит:

– Разумеется, нет, Карамель.

– Тогда идём, учёба не ждёт.

Мы заходим в лифт вдвоём; неподалёку проплывает вертлявая блондинистая голова и следом рыжая, но они не заходят с нами. Ромео нажимает требуемый этаж и молчит. Молчит с пару секунд, после чего – двери закрылись – глубоко вздыхает, поворачивается ко мне лицом и, взяв за плечи, напирает. Прижимает к стене.

– Твою мать, Ромео! – восклицаю я, отбиваясь. – Что за хрень?

Не терплю, когда в моё личное пространство вторгаются. Не терплю, когда меня пытаются коснуться. Не терплю, когда касаются…какого чёрта, Ромео?

– Ты спятил? – выплёвываю я, на что юноша вновь пытается приблизиться – взбирается по плечам; скидываю чужие пальцы. – Ещё движение, и я вызову патруль в этот грёбанный лифт!

– В чём твоя проблема, Карамель?

Ромео даёт осечку. И замирает. Недостаточно далеко, но уже и не близко (не так, как было секундой ранее).

– Моя проблема? – подхватываю. – Ты вообще в своём уме, что ты делаешь и по отношению к кому?

– Я хотел поцеловать тебя, сюрприз. Ты моя девушка.

Не думала, что можно так мерзко соединить эти два предложения.

Он совсем больной?

– Нет, я повторю: ты вообще в своём уме, что ты делаешь и по отношению к кому?

Перебивает:

– Ты не хочешь поцеловать меня?

Что за вопросы?

– Нет! – выпаливаю я. – То есть…не сейчас. Да, но нет.

– Тупей ответа, идеальная девочка, быть не может.

– Сам ты тупой: радуйся, что глаз у камеры выколот и она не подглядывает.

– Тебя останавливает только это?

– Только это останавливает – то есть останавливало до сего момента –тебя. Меня останавливать не надо – я знаю, как правильно.

– И как же?

– То, что было сейчас, Ромео, неправильно.

– Кто сказал?

– Тебе известно: Свод правил.

– А сказал-то кто?

Пока мы не доехали до кабинетов, ударяю по сенсорным кнопкам – лифт замирает. Он всегда это делает. Я поступаю осмысленно.

– Ты хочешь поговорить об этом? – спрашиваю я. – Обсудить наши отношения? Нормированность отношений вообще? Допустимое и недопустимое? Сейчас? Серьёзно?

– Ты нажала на кнопку – ты хочешь поговорить, – дразнит Ромео.

Стукнуть бы его за это…

– Не хочу, но вижу необходимость. Мы что, я не понимаю, двинувшиеся умом возлюбленные? Что за демонстрация? Или супруги, и ты желаешь подкрепить данный факт? Для чего, Ромео? Что значит: «я хотел тебя поцеловать», ты в своём уме?

– Ты моя девушка…

– Что-то более основательное будет?

– Ты… – Ромео разве что воздухом не давится (согласна, это было слишком…я словно бы принизила значимость наших отношений), – ты…да как ты смеешь? Ты моя пара.

– Пара не есть супружество, а демонстрация, сколько можно об этом говорить, против правил, это нарушает нормы приличия и социальный закон; таким образом мы пренебрегаем Актом правил в союзе двоих.

– Ты серьёзно его читала?

– В каком смысле «серьёзно»? Мы подписывали. Вместе. Ты подписывал соглашение и не читал? Кто так делает?

– А кто так не делает?

Молчу. Думаю.

– Ты – моя девушка, Карамель, – говорит в этот момент юноша. – Ты моя.

– Я сама своя, балбес, откуда ты такой грязи понабрался?

– Вот если бы поцеловал тебя – не была бы такой злой.

– Чего?

Ромео в конец взрывается:

– Ты такая…ты такая холодная! – выплёвывает он. – Карамель Голдман есть булыжник без эмоций, все об этом говорят, но иногда она смотрит, словно линчует, и этот взгляд – лучший вид во всём Новом Мире.

Говорю:

– Ты совсем умом тронулся, Ромео. Я вообще ничего не поняла.

– Получается. Потому что мне нравится, когда ты смотришь на меня так, словно я куда больше, чем подпись в документе, больше, чем установленный законом Акт, больше, чем официальное наименование.

Закатываю глаза и после того вздыхаю. Отторгаю равнодушное:

– Мне противна…

– Любовь? – перебивает юноша, однако я это слово повторить не решаюсь. Вообще хотела сказать – в очередной раз – про демонстрацию отношений, но это его слово ещё противней.

Оно не задевает, нет. Нисколько. Просто оно омерзительно. Да что из себя представляет любовь? Сгусток гормонов, бьющих по органам и карману? Самообладание – вот, что должно быть присуще настоящему человеку: истинному жителю Нового Мира. Что касается любви…сколько проблем следует и следовало от неё? Люди былых лет губили себя во имя любви. Устраивали войны. Для чего? Глупцы! Я бы хотела лицезреть это посмешище со стороны, чтобы вдоволь поглумиться. Хлеба и зрелищ, хлеба и зрелищ!

– Если скажу, что люблю тебя, – бросает Ромео и тем самым заставляет моё сердце дрогнуть; физические недуги не были мне знакомы, но слова юноши влетели осколком в грудь и через артерии побежали импульсами в мозг, – что ты ответишь?

– Если скажешь, что любишь меня, – еле слышно проговариваю я, дабы никто – и даже стены – не смел застать нас за беседой, преисполненной вульгарности и неприличия, – я упрячу тебя в Картель, в отделение для психопатов. Это расстройство, Ромео.

Он отводит взгляд. Ненадолго.

Ромео-Ромео…Как ты мог разочаровать меня? Как ты смел пойти против системы и ради какой цели?

– Ты не принимаешь лекарства? – предполагаю я.

И делаю это не из-за беспокойства о его физическом или психическим состоянии.

– Принимаю, – спокойно отвечает юноша. – Как и ты. Каждый день.

Обыкновенно тем, кто испытывает некий дискомфорт или беспокойство после приёма обязательных лекарств (в редких случаях – чьё поведение девиантно и выходит из-под нормы или чьи неразумные/необдуманные/резкие/бессмысленные действия и речи обосновываются эмоциональным состоянием), прописывают дополнительный осмотр и более сильнодействующие препараты. Осмотр подразумевал обязательный курс психотерапии, которая убедит: чувства – любые (злость, симпатия, радость, уныние) – это уязвимость, а Боги не могут быть уязвимы. Если ты уязвим – значит, не Бог, и делать на «землях» Нового Мира нечего. Прочь! Вот и оно: люди – даже ковыряющие собственное нутро – никогда не оставят выстраданные высотки и не оставят выработанные профессии и работы, не обратятся за помощью к специалистам и врачам, они избавятся от болезни – при необходимости – сами: вырвут её с корнем, удалят и прижгут полое пространство, а вытащенный из тела и сознания зародыш недуга сбросят с одной из крыш; болезнь уйдёт прочь, у неё не останется шансов. Мы чисты. Мы сильны. Мы – люди Нового Мира. Мы – люди с поверхности. Наше государство уже позаботилось о нас, вручив всё самое передовое и важное. Те же медикаменты, которые поставляются благодаря Палате Безопасности из Зала Контроля и которые каждый уважающий себя (и заботящийся о будущем на поверхности) гражданин принимает в положенное время каждого дня…