Милкино счастье - Лана Ланитова

Она молча слушала его. Все, что он говорил, было новым для нее. Казалось, что нет на свете человека умнее и рассудительнее его.

– Я не хочу замуж… Я не смогу никого полюбить сильнее вас.

– О, как я блажен, Мила… Твои слова заставляют мое сердце биться все чаще, – на его глазах навернулись слезы. – Я тоже полюбил тебя глубоко и всей душою.

Он поцеловал ее в лоб, как ребенка.

– Давай, вернемся к нашим игрушкам. Это будет забавная игра. Я хотел сказать тебе, Мила, что тебя не должно смущать место, выбранное мною для наших любовных утех. Во многих древневосточных любовных трактатах говорится о том, что неправильно считать отдельные части человеческого тела «нечистыми». В твоем теле, любимая, чисто все… Позднее я расскажу тебе о том, что предпочтительнее кушать, дабы нижние врата оставались чистыми. Я отвезу тебя к одному эскулапу, и он поставит тебе клистир с розовой водой. Мы будем иногда ездить и к нему, и в салон к Колетт. И не возражай мне. Ты привыкнешь. Никто и никогда не узнает о нашей связи. Я клянусь! И я сделаю тебя счастливейшей женщиной. Уже сегодня мы поедем с тобой по магазинам, и я накуплю тебе много красивых платьев, белья, обуви. Я хочу купить тебе сережки, кольца, браслеты. У тебя будет все…

Ее глаза заблестели от предвкушения скорого счастья. Она сидела нагая, поджав ноги под себя, и забыв о собственной наготе.

– Мила, ты видишь эти четыре пробки?

– Пробки? Они похожи на яйца…

– Это – анальные пробки. Они разные. И идут от меньшего размера к большему. Эти пробки нужны для тренировки твоих узеньких врат. Если мой приап ворвется в тебя без подготовки, тебе станет больно. Именно для этого древними мастерами были придуманы инструменты для легкого и постепенного открытия твоего нижнего цветка… Они помогут ему раскрыться для любви. Я буду нежен с тобой, потому, что люблю тебя.

Сейчас мы введем в тебя самую маленькую. Она чуть толще моего большого пальца. В течение дня ты поносишь ее в себе. А вечером я поласкаю тебя и выну ее. На следующий день я поставлю тебе вторую пробку. И так далее…

Откуда-то из глубин кармана Краевский достал небольшую баночку. Пальцы открутили крышку – пахнуло цветочным ароматом.

– Здесь оливковое масло, настоянное на флердоранже. Встань, пожалуйста, на четвереньки, и выгни спинку, я аккуратно введу эту пробку.

Людмила чуточку покраснела и вдруг замотала головой.

– Я боюсь…

– Делай, как я сказал.

– Нет, – в ней вдруг проснулась настырная игривость. – А что, если я не стану?

– Тогда я тебя накажу.

– Как?

– Я отшлепаю тебя. Сначала ладонью. Если не поможет, то ремнем. А могу и розгами.

Она немного опешила и побледнела.

– Мила, ты должна привыкнуть. Иногда я буду с тобой строг и настойчив. Иногда я буду позволять себе наказывать тебя.

Она бессмысленно смотрела в его глаза. Они стали холоднее.

– Слезь с кровати и наклонись, – он настойчиво взял ее за руку и потянул на себя. Она неловко сползла на пол. – Наклонись и разведи ягодицы руками. Не напрягайся, я введу аккуратно.

В его голосе теперь звучал металл. Она, стыдясь, сделала все, что он приказал.

– Расслабься, я тебе сказал, – он обильно смазал пробку пахучим жиром и в одно мгновение ввел ее в анус Людочки.

Она и ойкнуть не успела от быстроты этой процедуры. Людмила разогнулась. Одной рукой Краевский сильно сжал её грудь, а другой провел несколько раз по влажной расщелине лобка. Она застонала и закатила глаза от истомы. Он перехватил ее стон крепким и глубоким поцелуем.

– Я хочу в туалет, – смущенно произнесла она, когда он отпрянул.

– Терпи, скоро это пройдет. Сейчас ты должна терпеть.

– Но я не могу.

– Можешь…

Через несколько минут ей и вправду стало чуть легче. Но пробка чувствовалась при ходьбе.

– Я пошел одеваться. Жду тебя внизу. Сейчас мы поедем завтракать.

– А как я надену корсет?

– Сегодня ты можешь его не надевать.

Она наскоро оделась и вышла на ступени крыльца. Графа поблизости не было. Из-за угла показалось бледное лицо горничной Елены и тут же скрылось.

– Леночка, постой! – негромко позвала Людмила.

Елена задержалась на мгновение, Людмила ускорила шаги и заглянула за угол дома. Она едва успела ухватить горничную за рукав.

– Лена, подожди минутку. Не беги. Ты, верно, потеряла меня?

– Нет, – отрывисто отвечала ей подруга, глядя куда-то в сторону.

– Лена, мне ужасно стыдно. Тебе приходится делать и мою работу. Прости меня, так вышло.

– Ничего, барышня. Нам не привыкать. Зато вы выполняете работу по своему прямому призванию, – она вырвала руку и пошла прочь. От волнения ее хромота казалась еще более явной. Она почти волочила ногу.

На душе у Людочке стало ужасно гадко. Она еще раз осознала все то, что с ней произошло.

Она стояла и шевелила губами, когда к ней подошел Краевский.

– Господи, Мила, как ты меня напугала. Я ждал тебя в экипаже. Вернулся в дом – там тебя нет. Я испугался. Не делай больше так. Если я сказал выходить на крыльцо, ты должна была именно там меня и ждать. Давай договоримся, что ты будешь меня всегда слушать и не отходить от меня ни на шаг.

– Я – падшая женщина, – тихо произнесла она.

– Что? Что, ты сказала? – он посмотрел ей в лицо. Она была бледна.

– Ты с кем-то говорила здесь?

– Нет…

– Я же вижу, что-то произошло. Признавайся, тебе кто-то что-то сказал? – он тряс ее за плечо.

– Нет, нет, – повторяла она бесстрастно.

Она шла, не глядя по сторонам. И остановилась только в конце аллеи. Он подошел к ней и взял ее за руку.

– Послушай меня, я не знаю, кто тебе, что ляпнул в мое отсутствие. Но я обязательно дознаюсь. И вырву сплетникам жало. Хочешь, я завтра же всех рассчитаю и найму новых слуг?

– Нет-нет… У Елены болен отец. Ей очень нужны деньги…

– Так это она с тобой говорила? – он нахмурил брови.

– Нет, – испуганно возразила она, вытаращив глаза, полные слез. – Мне никто ничего не говорил. Я сама…

– Все ты сама! Я оставил тебя с румяными щечками, сладкую и томную, а получил бледную и грустную. И ты еще будешь утверждать, что виновата во всем сама.

– Пойдемте, Анатолий Александрович, вы ведь хотели ехать завтракать, – делано улыбнулась она сквозь слезы.