Омуты и отмели - Евгения Перова

– Да брось ты, – говорила ей Юля. – Они самые обычные дети, вот тебе и странно. Это все остальные у тебя неординарные. Особенно ваш Лёсик. А эти – обычные. Просто они близнецы, у них связь друг с другом сильней, чем с тобой. Такие уж самодостаточные дети получились.

Наконец проговорилась Ксения Викентьевна: оказывается, Рита в Петергофе завела роман с каким-то иностранцем, кажется англичанином, и даже исчезала на несколько дней, бросив Лёсика на Фросю. Марина стала выяснять: оказалось, действительно роман, но не с англичанином, а с голландцем, живущим в Германии, у которого бизнес в Петербурге, и он часто туда приезжает. Пользуясь тем, что Марине не до нее, а отцу тем более, Рита с головой погрузилась в личную жизнь. Так прошел год, и в августе, сразу после дня рождения отца, она запросилась в Петербург надолго – ее голландец приехал на полгода.

– Лёш, да пусть едет. Все равно от нее толку никакого, – сказала Марина. – Может, устроится как-нибудь.

И Рита умчалась, пообещав приезжать почаще – дорогу оплачивал Лёшка, хотя средства у Риты были: деньги за сдаваемую квартиру. Каждый раз, поскандалив, она уходила туда, забирая Лёсика, но не выдерживала и пяти дней, так что в конце концов возвратилась к Злотниковым. А квартиру стала сдавать. Сначала Рита честно приезжала из Питера раз в две недели, потом – раз в месяц: тискала Лёсика, задаривала его подарками, вываливала кучу своих новостей, без конца звонила по мобильнику и тут же уматывала обратно. Целовала на прощание сына и бежала по длинному коридору к входной двери, стуча каблучками. Лёсик спешил за ней, дверь захлопывалась у него перед носом, и он стоял, беспомощно опустив ручки. Марина подходила, сердце у нее просто разрывалось, а Лёсик поднимал на нее грустные глаза и спрашивал, показывая на дверь: «Мама?»

Марина брала его на руки и начинала рассказывать сказки про добрую и хорошую мамочку, которая очень-очень занята, но очень-очень любит своего маленького сыночка и скоро опять обязательно приедет. Лесик слушал, положив голову Марине на плечо, и вздыхал. Но добрая и хорошая мамочка «скоро» не приехала: ни в октябре, ни на Новый год, ни на Рождество. Сначала она еще звонила – Лёсик срывался с места при каждом телефонном или дверном звонке. Потом Марина попыталась сама поймать Риту, но та быстро бросала трубку или кричала, что ничего не слышит – связь плохая. Рита не появилась даже на день рождения сына, и, когда Марина завела привычную песню про хорошую и добрую маму, Лёсик закрыл ей рот своей маленькой ладошкой и серьезно сказал:

– Не надо. Она не приедет.

На воскресные посиделки Ирочка все-таки пришла – Муся уговорила, а Ванька съездил за ней и привез. Ира ужасно волновалась, но первым ее встретил Лёсик, который прибежал бегом, услышав, как хлопнула входная дверь, и с разбегу обнял Ваньку за ноги. Тот поднял малыша:

– Посмотри-ка, кто к нам пришел.

Лёсик серьезно разглядывал Иру, а она так и расплылась в улыбке:

– Ой, какой! Вань, это что – тоже твой братик?

– Ну, это сложно объяснить. Если коротко – да. Правда, братан?

– А ты, наверно, фея? – тихо спросил Лёсик, таращась на покрасневшую Иру.

– Не знаю… Вряд ли.

– Фея-фея! – подтвердил довольный Ванька и спустил Лёсика на пол. – Пойдем знакомиться, Фейри.

– Мама! – закричал Лёсик, уносясь по коридору, – мамой он называл теперь Марину. – Мама! Там Ваня фею привел! Только она без крылышков!

– Где твои крылышки, а? – серьезно спросил Ванька, быстро чмокнув Иру в макушку, но тут из кухни вышла Марина, вытирая руки о фартук:

– И что ж тут у нас за фея такая? Здравствуйте, Ирочка. Проходите. Хорошо, что решились прийти в наш сумасшедший дом. Вы не бойтесь, мы безобидные, хотя и шумные.

Марина с улыбкой смотрела на Ирочку, и та вдруг совершенно успокоилась и словно согрелась.

– Мама, правда ведь она – фея? – Лёсик с восторгом смотрел на Ирочку.

– Конечно. Настоящая фея. И крылышки есть, только они невидимые.

В кухне, куда вошла Ира, оказалось полно народу: Ксения Викентьевна, которая вытирала только что вымытые яблоки и мандарины; Муся, помахавшая Ире рукой, – она выкладывала на блюдо пироги с противня; а в стройной элегантной даме, грызущей морковку, Ира признала мать Мити, Мусиного жениха. Сам Митя, вооружившись штопором, открывал бутылку красного вина. Илюша понес было к выходу керамическую вазу с конфетами, но загляделся на Иру. Совята тоже ее откровенно изучали, даже подошли поближе, а Сонечка осторожно потрогала прядь Ириных распущенных волос и спросила:

– Мама, она девочка или тетенька?

– Сонечка, ну что ты такое говоришь! – заволновалась Скороговорка, но тут встрял Санька:

– Девочка, не видишь, что ли! Давай, ты будешь моя девочка? – Он протянул ей большое красное яблоко, чуть надкушенное. – Вот, возьми! Оно вкусное!

Все засмеялись, Ира опять покраснела, а Ванька, который стоял у Иры за спиной, погрозил Сане пальцем и грозно сказал:

– Но-но, это моя девочка. Ишь ты, от горшка два вершка, а туда же.

И тут наконец появился Леший. Он оглядел всех, подмигнул обернувшемуся на него Ваньке и сказал таким бархатным голосом так, что Марина закатила глаза:

– Ирочка, здравствуйте, деточка.

Он нагнулся и галантно поцеловал ее маленькую ручку. Потом выпрямился и спросил у Марины, но ладошку так и не выпустил:

– Дадут мне сегодня пирогов или нет?

Ира жалобно покосилась на Ваньку.

– Папа! – строго сказал он отцу.

А Марина ласково, но с легкой угрозой в голосе добавила:

– Лёша, не смущай девочку.

Леший засмеялся и отпустил Ирочку, которую тут же подхватил Ванька:

– Пойдем, сейчас у нас пикник будет.

– Пикник?

– Ага, на ковре. Увидишь.

В самой большой комнате – в спальне Марины и Алексея – раздвинули перегородку и устроили множество уютных мест для посиделок: на обеих кроватях, на креслах и прямо на полу, натащив подушек и мягких пуфов из детской. Кругом стояли блюда с пирогами, печеньями и бутербродами, вазочки с конфетами и фруктами, разные соки и несколько бутылок красного вина, а в конце комнаты торжественно сиял начищенными боками большой самовар с трубой, выведенной в оставшуюся от мастерской вытяжку – Леший привез для него два мешка сосновых шишек из деревни, еще до пожара.

Пока все суетились, заканчивая приготовления, Лёшка с Мариной, оставшись вдвоем на кухне, шептались, обсуждая гостью, и Леший, откусив сразу полпирога, сказал с набитым ртом:

– Шлушай, она такая маленькая!

– И не говори. Ну, что ты на ходу! Сейчас уже начнем.

– И как наш здоровяк с ней справился? У нее ведь и… и все, наверно, маленькое?

Марина треснула мужа полотенцем: