Сверхдержава - Андрей Плеханов

— Да, чумники.

— Где вы слышали о чумниках, господин Шрайнер?

— Пожалуйста, не зовите меня господином Шрайнером! — произнес он в десятый раз за сегодняшний день, уже даже не раздражаясь. — Рихард. Просто Рихард! Танечка, я слышал о чумниках уже не раз от ваших людей. От таможенника, от продавщицы. Кто такие чумники?

— Хорошо… Рихард, — неожиданно согласилась Таня. — А что вам уже сказали о чумниках, Рихард?

— Они опасны. Они — преступники, они не подчиняются вашим законам, и их не удается перевоспитать. Их изолируют от вашего неагрессивного общества, но некоторым из них удается сбежать, и они превращаются в «диких чумников»…

— Господи, какая глупость! — Таня засмеялась. — Вы хотите знать, что такое «чумники»? Так вот, я скажу вам: «чумники» — это всего лишь жаргонное словечко. Оно сохранилось со времен эпидемии якутской лихорадки. Тогда погибли десятки тысяч людей.

— Я знаю. Я был в России в это время.

— Народ называл якутскую лихорадку «чумой», хотя между двумя этими заболеваниями нет ничего общего. Как вы знаете, с эпидемией быстро справились. Было вакцинировано все население страны. С тех пор случаи якутской лихорадки почти не возобновлялись.

— Почти?

— Почти. Каждый год в России умирает от этого заболевания от пятидесяти до ста человек. Это немного.

Но это говорит о том, что опасность распространения эпидемии еще существует. Есть скрытые носители инфекции. Их и называют иногда «чумниками».

— А как же вакцинация?

— Вакцинация проводится всем. Но около десяти процентов населения остаются неиммунными. Вы знаете, что это значит? У них нет признаков заболевания, но они являются носителями вируса якутской лихорадки. Вирус постоянно живет в их организме. Они могут быть источником заражения. Наше государство вынуждено было изолировать неиммунных. Они живут в нескольких городах, доступ в которые закрыт. Это неприятный факт для нас — мы предпочли бы, чтобы любой российский гражданин мог свободно передвигаться. Однако опасность слишком велика. Неиммунные живут точно так же, как все остальные люди. Они обеспечены всеми благами. Они работают. Они рожают детей. Но они живут отдельно. Вот и все! Я думаю, через несколько лет эта проблема будет окончательно решена. Будет создана новая вакцина. Якутская лихорадка исчезнет полностью. И не останется даже воспоминаний о «чумниках».

— Но я же слышал, что чумники агрессивны, что они — потенциальные преступники! Может быть, это побочный эффект их вирусоносительства?

— Дикая и невежественная глупость! — фыркнула Таня. — Поверьте мне, чумники — это обычные люди. Они ничем не отличаются от остальных. Только они носят в себе вирус. И все же это глупое поверье распространено в нашей стране. Кое-кто валит на чумников все проблемы, еще остающиеся в России.

— У вас есть проблемы? — изумился Шрайнер.

— У нас очень много проблем, — серьезно сказала Таня. — Рихард, не думайте, что мы — бесчувственные роботы, живущие на всем готовом и бессмысленно боготворящие свои телевизоры. Вы должны посмотреть на русских непредвзято, попробовать жить нашей жизнью, чтобы понять нас. Россия — это очень специфическое блюдо, Рихард. Его не так-то просто переварить. Большинство иностранцев, попадающих к нам, чувствуют себя отвратительно в первые дни. Я понимаю их. Когда я в первый раз приехала в Германию, я чувствовала себя ужасно. Вы не поверите, я сутки просидела в своем номере и боялась выходить. А когда ко мне на улице подошел красивый парень и спросил, как пройти на Кайзерштрассе, я едва не описалась от страха. Я решила, что он хочет заразить меня СПИДом! На этот раз Шрайнер и Таня засмеялись вместе.

— Мне нравятся немцы, — сказала Таня. — Я люблю Берлин и Дрезден. Только… Я все равно немножко боюсь вас. Вас есть за что бояться. А вот русских — не за что. Безопаснее страны, чем Россия, сейчас не существует. Мы немножко странные — с вашей точки зрения. Я понимаю это. Вы у меня уже пятый немец. У нас бывает много гостей из Германии. И я вижу, что наша углубленность в себя поначалу шокирует. Вы знаете, у меня складывалось впечатление, что некоторые из немцев, которые ездили со мной вот в этом же эмобиле… Они смотрели на меня как на некий доступный объект, не имеющий права на собственное мнение. Они обижались, когда я не хотела разыскивать вместе с ними алкогольную зону. Они были уверены, что я — просто глупая девочка, лишенная человеческих чувств, но с хорошей попкой… Мне нравится, что вы — не такой, Рихард.

— Я не такой, — соврал Шрайнер. Уши его слегка покраснели.

— У меня были проблемы с одним немцем, — неожиданно призналась Таня. — Его звали Курт. Он твердо решил затащить меня в постель. Он приставал ко мне, он даже пытался предложить мне деньги. Но была одна проблема — он мне не нравился. Он был совершенно не в моем вкусе. В бассейне он почти стащил с меня трусики… Он пользовался тем, что я не могла ударить его. Вы знаете — у нас с этим просто. Если я говорю «нет», это означает просто «нет», и ни в коем случае — «да, но с определенными условиями». Он был таким огромным и агрессивным… Но конечно, своего он не добился. И знаете, что он сделал?

— Что?

— Он пошел в деканат и настучал на меня. Вы знаете, что значит слово «настучать» на русском языке, Рихард?

— Знаю.

— Он заявил, что я постоянно пыталась его трах… Простите. — Таня тоже покраснела. — В общем, он наговорил обо мне кучу гадостей. Мне пришлось пройти дополнительное психотестирование.

— И что?

— Тестирование показало, что Курт врал. Я думаю, что никто в деканате в этом и не сомневался. Русские не имеют привычки врать. Если бы я спала с ним, то я сама бы об этом сказала. Никакого криминала в этом нет — это моя личная жизнь, и никто не вправе в нее вмешиваться. Но все равно мне было неприятно.

— Танечка… — Шрайнер запутался уже в собственных мыслях, и все же хотел выдавить из себя наболевший вопрос. — Танечка, вы — такая же, как все остальные русские? Вы не чувствуете своего отличия от других?

— Я — совершенно обычная. Может быть, у меня довольно высокий интеллектуальный коэффициент. Он самый высокий в нашей группе. Но по всем остальным показателям… — Таня снова засмеялась. — Рихард, почему вы меня об этом спрашиваете? Вы подозреваете, что я — какой-нибудь скрытый диссидент?

— А почему вы рассказываете мне об этом подонке Курте?

— Потому что мне так захотелось. Мне захотелось об этом рассказать, и я так сделала. Вы находите это неестественным? Мы все такие.

— He все. Очень многие русские кажутся какими-то совсем уж… неодушевленными.

И Шрайнер рассказал про таможенника в аэропорту.

— А, вот оно что, — сказала Таня. — Так это «тормоз». Вы говорите, что он в тюрьме раньше сидел? Тогда точно «тормоз».

— Это что еще за новый термин?

— Это мы их так называем. Бывают у нас такие люди. Раньше у них были выраженные агрессивные наклонности. После прохождения курса психореабилитации агрессия исчезла, но появилась некоторая эмоциональная холодность. Говорите, он вам не улыбнулся?