Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить - Ева Холланд

Я никогда не думала о тревожности как о части собственной жизни и не рассматривала травму с такого ракурса. В конце концов, ведь со мной на самом деле никогда ничего такого не случалось. Мне везет: у меня хорошая жизнь. Так?

Но я опять ошибалась.

Лето 2000 года – где-то в Восточном Онтарио

Я точно не помню, какое было число и по какой дороге мы ехали. Знаю, что мы с моей подругой Эрикой вспоминали, как наслаждались летом перед нашим последним школьным годом – тогда мы пару дней жили в коттедже моего отчима, предоставленные самим себе. Помню, что я была за рулем своего старенького «шевроле селебрити» 1987 года выпуска (у которого были два широких многоместных сиденья и багажник, в котором можно жить), и мы ехали в ближайший городок за мороженым. Помню, что в магнитофоне машины была кассета с любимыми песнями, музыка дребезжала вовсю.

По неровной гравийной дороге я ехала немного быстрее, чем следовало. Не слишком быстро, но я не поняла, что рабочие засыпали свежий гравий только накануне, и, когда я перевалила за небольшой крутой холм, слишком поздно увидела поворот.

Не помню, как я нажала на тормоз, хотя папа потом сказал, что, должно быть, я изо всех сил вдавила педаль. Помню я только внезапную тревогу, когда увидела поворот, резкий выкрученный руль, странное ощущение того, что шины теряют сцепление со сдвигающимся гравием, и медленное, но ускоряющееся движение старой большой машины из стороны в сторону.

Я все сделала неправильно. Я продолжала крутить руль, стараясь не позволять машине мотаться из стороны в сторону и восстановить контроль, но каждый мах становился шире, пока мы не стали ощущать себя как на захватывающем дух аттракционе. Так мы летели по дороге метров сто, может быть, двести, а потом горизонт вдруг перевернулся и мы обнаружили, что оказались вверх тормашками в канаве. Колеса еще крутились, а в ушах гремела Feelin’ So Good Дженнифер Лопес.

Как только машина прекратила движение, Эрика отстегнула ремень безопасности и выкатилась из машины через боковое окно со стороны пассажирского сиденья. Но мне потребовалось больше времени. Помню, что висела на ремне вверх ногами и болталась, уставившись на появившуюся на ветровом стекле сетку трещин.

Пока я там висела, мной овладело странное спокойствие. Несколько мгновений не существовало ничего, кроме треснувшего ветрового стекла прямо у меня перед глазами. Это было немного похоже на то, как меня сбили с ног во время игры в хоккей в том же году и я ненадолго потеряла сознание: я открыла глаза, лежа лицом вниз, и смотрела, и смотрела на крошечные кристаллики под поверхностью льда. Пока я не пришла в себя и не вспомнила, кто я и где я и что мне нужно бы попытаться встать, я в течение нескольких долгих минут была полностью поглощена созерцанием этих кристалликов.

Внутри машины я наконец пришла в себя и оторвала взгляд от разбитого ветрового стекла. Эрика присела в канаве около моего окна и спрашивала, все ли в порядке, и чем дольше я молчала, тем больше она волновалась. Я медленно протянула руку и опустила стекло до конца. Расстегнула ремень безопасности, упала на крышу, которая стала полом, а потом выползла через открытое окно, порезав колени осколками разбитого стекла.

Нам необычайно повезло. Эрика ударилась головой о крышу, когда мы перевернулись, у меня было сильно рассечено левое колено, где до сих пор остался теперь уже почти незаметный шрам. Полицейские, прибывшие на место аварии, отвезли нас в коттедж по соседству, откуда мы смогли позвонить родителям, а эвакуатор увез то, что осталось от «шевроле» (шина переднего колеса со стороны водительского сиденья, принявшая на себя, как я думаю, основной удар, оказалась разорванной ровно пополам; все еще в шоке, я твердила полицейским, что в машине просто нужно заменить ветровое стекло и выправить несколько вмятин на крыше).

Позже мне пришлось заплатить несколько сотен долларов из своих сбережений местному эвакуатору, забравшему машину после аварии. Когда это случилось, папа был в отъезде на отдыхе, поэтому потребовалось несколько дней, чтобы со всем разобраться, а тем временем счетчик накручивал мой долг. Но это оказалось единственным серьезным последствием того происшествия.

Вскоре я опять села за руль, в другой здоровенный «шевроле» (на этот раз Caprice Classic 1989 года), он был еще больше того, который я разбила. Думаю, родители Эрики меня простили. А потом я уехала в университет и несколько лет почти не водила. Когда мне было двадцать или чуть больше, я оказалась на гравийной дороге, возможно, на повороте или на крутом подъеме, и внезапно меня одолели чувства и воспоминания: тяжелые, неукротимые раскачивающие движения, страх и смятение, охватившие меня, когда я выкручивала руль, холодное спокойствие «общения» с ветровым стеклом после аварии.

К тому времени как я окончила университет, эти яркие воспоминания угасли. Как я узнала годы спустя, это довольно распространенный пример последствий травматического события, которые со временем излечиваются.

11 июня 2014 года – недалеко от Нортуэй-Джанкшен на Аляскинском шоссе

Этот случай я помню отчетливее всего. Каждая деталь высечена у меня в памяти: горы Врангеля, гребни которых разрезают горизонт вдали, фургон, катящийся вниз по склону холма и поворачивающий по направлению ко мне, передняя шина грузовика со стороны водителя, пересекающая желтую центральную линию сначала сантиметров на десять, а потом все больше и больше.

Помню, мне стало интересно, когда водитель фургона заметит, что попал на мою полосу, и исправит ошибку. Помню, что посмотрела на него и увидела, что его взгляд направлен на горы вдалеке, а совсем не на дорогу. Помню, как поняла, что времени ждать и надеяться нет, не хватит, даже чтобы нажать на клаксон. Помню, что изо всех сил выкрутила руль вправо, утопив педаль тормоза, напряглась, подготавливаясь к столкновению, и закрыла глаза, уверенная, что никогда не открою их снова. Помню, как подумала: «Вот и все».

Когда я открыла глаза, мой джип стоял на узкой обочине, а фургон удалялся в зеркале дальнего вида. Боковое зеркало исчезло, ветровое стекло треснуло, и, пока я проверяла, что у меня повреждено, постукивая себя по грудной клетке, голове и ногам, поняла, что избежала лобового столкновения, которое считала неминуемым. Я спаслась, фургон только чиркнул меня по борту, благодаря зазору всего в несколько сантиметров двигатель с силой не пробил приборную доску. Меня не проткнули куски металла, я не заливалась кровью. В голове у меня пронеслись картины того, что могло бы случиться: спасатели вырезают меня из машины, на вертолете везут в отделение интенсивной терапии в Фэрбенкс, там – трубки и переливание крови, а родители отвечают на телефонный звонок на другом конце континента.

Фургон все еще был виден в зеркале заднего вида, он замедлился и остановился дальше по шоссе. Я почувствовала огромный прилив энергии, отстегнула ремень, распахнула то, что осталось от двери, и выскочила на дорогу. Я всегда думала, что скорее буду убегать, чем драться, но теперь я бежала вдоль шоссе по направлению к стоящему в отдалении фургону, размахивала руками и вопила. Когда я до него добежала, водитель, пожилой человек, уже выходил; потрясенный, он попытался извиниться. Я подбежала к нему, все еще крича.