Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить - Ева Холланд

Идею о том, что фобии возникают непосредственно из предшествующего отрицательного опыта, также нельзя списывать со счетов. Вспомните Маленького Ганса и его боязнь лошадей, только вместо фрейдистского толкования, согласно которому Ганс на самом деле боится жестокого возмездия отца за свое вожделение к матери, имеет место нечто гораздо более простое. Мальчик видит, как лошадь падает на землю, мальчика пугает это зрелище, звуки, страх и сила животного – и теперь мальчик боится лошадей. Логично, не правда ли? И по-видимому, это действительно объясняет некоторые фобии. Однако проведенное в Новой Зеландии исследование детей, которые в раннем детстве серьезно пострадали от падения с высоты, показало, что на самом деле, став взрослыми, люди из этой группы реже страдали от акрофобии, чем население в целом. Исследователи подозревают, что к падениям в детстве привели прежде всего отсутствие страха и более безрассудный характер. Получилось так, что эти падения не вызвали фобию и никак не повлияли на бесстрашие.

Многие годы я задавала себе вопрос, не явилась ли моя боязнь высоты результатом того случая на эскалаторе в аэропорту Пирсона. Однако проблема с этой теорией состоит в том, что я очень ясно помню свой страх и он одолел меня еще до того падения. Откуда он взялся? Виновата эволюция? Отцовские гены? Мой в целом пассивный или нерешительный характер с детства?

Возможно, нет способа узнать это наверняка. Но ученые изучали акрофобию саму по себе, не пытались объяснить сразу все фобии. В одном из исследований предлагается ключ к разгадке. Если я хоть чем-то похожа на участников этого исследования, то у меня, вероятно, довольно слабый контроль движений собственного тела в пространстве, а также чрезмерная зависимость от визуальных ориентиров (которые искажаются высотой), что мешает мне перемещаться по миру. Другими словами, я боюсь упасть с высоты, потому что я с большей, чем другие люди, вероятностью оттуда упаду.

Основой для статьи, опубликованной в Journal of Vestibular Research в 2014 году, послужило исследование группы немецких ученых, которые изучали движения глаз и головы у людей с боязнью высоты и у контрольной группы в тот момент, когда они смотрели с балкона. Исследователи обнаружили, что испытуемые с боязнью высоты имели тенденцию ограничивать взгляд, зафиксировав голову в одном положении, а глаза – на линии горизонта, они не смотрели вниз или по сторонам на то, что их окружает. Такое описание покажется знакомым любому, кто хоть когда-нибудь чувствовал боязнь высоты или пробовал помочь кому-то, кто боится: «Не смотри вниз. Что бы ни произошло, не смотри вниз».

Если верить этому исследованию, моя реакция приводит к следующему: я фиксирую взгляд на линии горизонта в качестве защитного механизма против страха, но, поскольку корнем этого страха является моя чрезмерная зависимость от зрительных ориентиров, ограничение поля зрения только ухудшает ситуацию. Получается замкнутый круг. Мозг знает, что тело плохо справляется с определением высоты, поэтому в качестве предупреждения посылает сигнал страха. Реагируя, тело застывает, а это только повышает вероятность, что я действительно нанесу вред своей неуклюжей личности. Поэтому рациональная, казалось бы, реакция на обоснованное беспокойство замыкается сама на себе, и я вряд ли смогу устоять на прочной стремянке.

Конечно, это всего лишь одна статья, одна теория из многих. Но, если подумать о том, как я веду себя, когда меня охватывает страх высоты, кажется, что мой опыт в эту теорию полностью укладывается.

Существует множество теорий относительно причин фобий, но точно так же существуют различные теории того, как с ними бороться. Фрейд и Маленький Ганс проложили путь в XX век. Научная школа Фрейда придерживалась мнения, что выявление подсознательных ассоциаций и влечений, которые управляют связанным с фобией поведением, должно решить проблему.

За ними последовали Джон Уотсон, Розали Рейнер и Маленький Альберт. Теперь стало ясно, что страхи могут быть искусственно вызванными, что воспоминания о прошедших событиях могут быть явно связаны с более поздними реакциями страха. Там, где Фрейд во главу угла ставил бессознательные желания, новая школа обращала внимание на действия страдающего фобией человека, главным образом на его поведение. В книге «Страх: культурная история» Джоанна Бурк пишет: «Бихевиористы рассматривали страх как не поддающиеся адаптации условные рефлексы». И для этого нашлось решение.

Уотсон и Рейнер всегда хотели попытаться вернуть Маленькому Альберту его прежнее состояние и избавить его от приобретенного условного рефлекса боязни пушистых живых существ. Но, как гласит история, Альберт и его мать покинули больницу еще до того, как исследователи получили возможность это сделать (интересно, почему?). Так что выяснить, как обратить вспять процесс формирования условного рефлекса страха, предстояло Мэри Кавер Джонс, в то время аспирантке в Колумбийском университете.

Через три года после революционного, хотя и этически сомнительного исследования Уотсона и Рейнер Кавер Джонс и ее коллеги изучали малыша по имени Питер (естественно, как и Ганс и Альберт, он стал Маленьким Питером). Питер страшно боялся белого кролика, но, кроме того, проявлял реакцию страха при виде белой крысы, белого мехового пальто, белых перьев и тому подобного, то есть всех белых и пушистых вещей и живых существ. В 1924 году в статье, опубликованной в Pedagogical Seminary, Кавер Джонс писала: «Этот случай дал возможность продолжить эксперимент с того момента, на котором остановился доктор Уотсон. Во-первых, проблема состояла в том, чтобы «расформировать» условный рефлекс, а во-вторых, определить, распространяется ли снятие рефлекса на один стимул на другие стимулы без дополнительного обучения».

Кавер Джонс и ее коллеги подошли к решению проблемы в два этапа. Сначала проходил этап «расформирования» условного рефлекса вспять – это были сеансы, во время которых белый кролик предъявлялся в то время, когда Питер играл с другими детьми, которые не боялись животного. «Постепенно вводились новые ситуации, требующие более тесного контакта с кроликом, и, отслеживая поведение ребенка в таких ситуациях: избегал ли он их, терпел или приветствовал, можно было установить, насколько эффективна такая терапия», – писала Кавер Джонс.

Сначала Питер реагировал со страхом, если кролик находился где-то в той же комнате. Затем он постепенно научился оставаться спокойным, если кролика запирали в клетке сначала на расстоянии четырех метров, потом полутора метров и так далее.

Второй этап – «прямое формирование условного рефлекса» – больше соответствовал идеям Павлова. Питера сажали в высокий стульчик и давали ему любимую еду, а кролика помещали рядом и придвигали все ближе и ближе, повторяя это в течение многочисленных сеансов. Вместо того чтобы связать присутствие кролика с отрицательным стимулом, например ударом тока или громким звуком, исследователи формировали ассоциацию с положительным стимулом: любимыми лакомствами.

Постепенно, с несколькими рецидивами в ходе обучения, Питер смог дотронуться до кролика и поиграть с ним.

Мэри Кавер Джонс пришла к выводу, что «на последней встрече, а также на более поздних стадиях работы Питер проявил искреннюю любовь к кролику. Что можно сказать о страхе по отношению к другим объектам? Наша последняя встреча показала, что страх по отношению к хлопку, меховому пальто и перьям совершенно исчез».