Мертвый лес - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– Не надо… – шептал урбунд. – Не трогай… Я… Пожалуйста…

И в тот же миг часть мусорной стены рванулась к Иве, обратившись в некое подобие гигантской руки с широко расставленными пальцами. Ива тут же упала на живот, уворачиваясь от чудовищной длани, а та, ударившись об пол, рассыпалась на части.

– Не надо… – сказал урбунд, впрочем, в его словах не было даже тени угрозы. Только отчаяние и страх. – Не надо, я не…

Ива напряглась, готовая к тому, что на нее обрушится еще одна гигантская рука, и на этот раз уклониться будет не так просто. Но не тут-то было – опасность пришла, откуда она ждала ее меньше всего. Бледные дети, топтавшиеся в некотором отдалении, вдруг заверещали и накинулись на нее все разом. Ива и вдохнуть не успела, как они облепили ее, цепляясь за руки, за ноги и за одежду. Они не пытались ее ударить, укусить или как-то иначе причинить вред, но они держали ее крепко, не давая закончить начатое. И может, по отдельности они и были слабыми, но их семеро, а она одна.

– Пустите! – крикнула Ива, пытаясь освободить руку, на которой повисли сразу двое. – Пустите, или я не смогу ему помочь.

Ей не хотелось причинять им боль. Но она балансировала на грани, способная в любой момент переступить черту.

– Пустите!

– Первый не хочет, – отозвались бледные дети. Даже сейчас они умудрялись говорить синхронно. – Не трогай его, ему страшно…

– Да! – выкрикнула Ива. – Но так надо. Пустите или я никогда не спою вам колыбельные!

Наверное, это была самая нелепая угроза, которую можно представить, но она подействовала. Ива не поняла, испугались ли бледные дети или же просто растерялись, однако их хватка ослабла, и Ива смогла освободить руки. Она тут же вернулась к работе – разгребать, расчищать, искать. Ей осталось совсем немного, еще чуть-чуть и…

Вот оно! Ухватившись двумя руками, Ива вырвала из мусорной кучи плотный полиэтиленовый мешок. Черный и отвратительно блестящий. Завязки оказались крепко затянуты на несколько узлов. Но Иве не требовалось открывать его, чтобы понять, что находится внутри.

Бледные дети отпустили ее и отступили. Каким-то образом они догадались, что так будет правильнее. Мусорный пол под ногами трясся и дрожал как никогда раньше. Ива понятия не имела, что происходит снаружи, но ощущение было такое, будто мусорный вепрь несется куда-то со всех ног, ломится не разбирая дороги. Ива и думать не хотела о том, где они окажутся, когда все закончится. Пусть даже на другом краю Большого Леса. Все, что происходило снаружи, не имело значения, осталось только то, что внутри.

Несмотря на тряску, Ива смогла подняться на ноги. Черный пакет она прижала к груди. Она думала, что он-то и будет биться в ее руках, так же, как бьется сердце зверя. Но ничего подобного, это оказался просто пакет, и ничего более.

Урбунд завис перед ней на расстоянии протянутой руки. Вроде бы ничего в нем не изменилось, но на его невзрачном лице Ива увидела нечто, чего там не было раньше, – еще не радость, но уже надежду. Ива заставила себя улыбнуться, а потом улыбнулась по-настоящему.

– Я нашла тебя! Ты был и ты есть, ты существуешь. Ты здесь.

Спи спокойно

Сложно сказать, чего она ожидала после этих слов. Что грянет гром небесный, что мусорный вепрь растает как дым, а они все окажутся на лесной поляне среди цветущих колокольчиков, что урбунд улыбнется ей на прощание и исчезнет… Ива не знала. Но она думала, что что-то изменится, на деле же не изменилось ничего.

Она все так же находилась в пещере внутри мусорного вепря и пол колыхался под ногами, перед ней все так же парил урбунд, а вокруг толпились бледные дети. Иву накрыла волна паники. Неужели она ошиблась? Неужели она все сделала неправильно и мешок, который она прижимает к груди, не имеет никакого отношения к сердцу зверя?

– Прости, я думала… – Ива прикусила язык, не зная, что сказать. Хотелось провалиться сквозь землю, тем более что здесь это вполне возможно. Урбунд скользнул по ней взглядом.

– Я здесь! – повторил он ее слова, как будто наслаждался одним их звучанием. – Я здесь, я есть… Я существую!

И он взвился к самому потолку пещеры, вертясь и кувыркаясь в воздухе. Нити золотого света рвались, рассыпаясь яркими искрами. Ива прикрыла глаза ладонью, дивясь и любуясь этим странным полетом. Урбунд был как мотылек, вырвавшийся на свободу из липкой паутины. Остальные дети неумело засмеялись и захлопали в ладоши.

Но Ива знала, что нужно сделать что-то еще, и это что-то и было самым важным. Недостаточно просто признать сам факт существования этого ребенка, каким-то образом она должна закрепить это признание.

Урбунд перекувырнулся в полете и снова оказался напротив Ивы.

– Я есть… – произнес он, протягивая к ней руки. Но тут же резко отпрянул. – Я есть, но кто я?

Ива расправила плечи. Ну что ж, раз она взяла на себя эту роль, то играть ее нужно до конца. Признать – это еще и назвать, не зря же Охотник говорил, что урбундом становится тот, кому не досталось даже имени. И если ей выпало стать его матерью, назвать его – не просто ее право, но и ее обязанность.

– Я подарю тебе имя. – Ива тряхнула головой. Грязные волосы прилипли ко лбу. – То имя, по которому тебя будут помнить.

– Имя? – вздрогнул урбунд. – Помнить?

Ива кивнула. Изо всех сил она старалась держаться так, будто знает, что делает. Но наречение имен не такое уж и простое дело. Настоящее имя отражает суть, настоящее имя пристает как колючий репей, настоящее имя – как отражение в зеркале… Вот такое имя она должна для него найти, потому что если она ошибется, то волшебство не сработает.

Ива окинула парящего урбунда взглядом и наконец заговорила:

– Тебя зовут Кииви, это имя означает Камень.

– Камень? – Урбунд растерялся. Видимо, ожидал чего-то совсем иного. – Почему?

– Потому что мне тебя не догнать, – сказала Ива. – Потому что ты приютил этих детей, потерянных и забытых, и стал для них опорой. И потому что я так хочу.

– Кииви… Камень… – Урбунд вздрогнул. – Хорошо. Так тому и быть. Я есть, и мое имя – Кииви!

И он вдруг обмяк, хотя и продолжал парить в воздухе. Плечи его опустились, руки повисли, голова упала на грудь. Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла слабой и вялой.

– Я так устал, – сказал он. – Я хочу