Ученик чернокнижника - Александр Белогоров

– Ну и ну! – присвистнул очнувшийся от шока Витька. – Вот это опыт так опыт!

И в этот момент из верхней колбы песочных часов упала последняя песчинка, и Максим ощутил резкую боль, с которой все предыдущее не шло ни в какое сравнение. Он заорал и задергался не хуже старика. Словно сквозь туман Максим видел, как Витька мечется по лаборатории и крушит направленные на него приборы. Он слышал стук в дверь и крики родителей с требованием немедленно открыть. А потом боль стихла, все поплыло перед глазами, и Максим почувствовал, как куда-то проваливается…

– Хоть ты им расскажи, как все было! – возбужденно жестикулируя как забинтованной, так и здоровой руками, говорил Витька лежащему в постели бледному Максиму. – А то никто мне не верит. Думают, то ли вру, то ли от страха крыша поехала.

Разговор этот происходил через неделю после описанных событий. Это была первая встреча ребят после пережитого. Сначала Максим больше суток провел без сознания, а потом врачи, определившие у него тяжелое наркотическое отравление и сильное нервное потрясение, долго запрещали говорить с ним на волнующую тему. Даже следователю, рвавшемуся с ним побеседовать, пришлось подождать несколько дней. Все это время пробел восполнял Витька, расписывавший произошедшее с красочными подробностями, но, к его великой досаде, несмотря на то, что он нигде не позволил себе приврать даже самую малость (к расследованию он отнесся крайне серьезно), его рассказ никто не воспринимал всерьез. Более того, над ним либо посмеивались, либо жалели, полагая, что нервное потрясение и для него оказалось чересчур серьезным. Вначале Витька рьяно доказывал всем свою правоту, а потом разобиделся и вообще прекратил отвечать на вопросы о происшествии.

Максим же поступил по-другому. Пока он лежа в постели в полном покое обдумывал случившееся, к нему пришло решение не говорить всей правды. Во-первых, рассказ казался чересчур фантастическим, чтобы в него поверить, а во-вторых, он и сам не был уверен, что некоторые детали не привиделись ему из-за замечательного напитка друидов. Поэтому о последней фазе, о загадочном исчезновении старика, мальчик никому ничего не сказал.

Профессор одного технического вуза, приглашенный в качестве эксперта, посмотреть на аппаратуру, поднял опыты старика на смех. Он сказал что-то про современную технику в руках дикаря, обозвал хозяина лаборатории алхимиком и заявил, что все это просто набор приборов и реактивов, сочетание которых не может привести ни к какому положительному результату. Причем здесь все либо старье, либо дилетантские самоделки, и что все это лучше всего выбросить на помойку.

Было установлено, что старик послал обманную телеграмму с одного из почтовых отделений на другом конце города, хитро рассчитав, что она уведет из дома родителей Максима Егорова, оставив в то же время его в одиночестве. В результате следствие пришло к выводу, что Афанасий Семенович – это маньяк, одержимый идеей бессмертия. Конечно, старинные книги и древние портреты мальчиков несколько смущали, но никто не обратил на это особого внимания; мало ли что насобирает маньяк ради подтверждения своих безумных идей! Правда, дедушка Максима узнал в одном из мальчишек своего загадочно исчезнувшего друга детства, но это сочли простым совпадением.

Следователь был куда больше озабочен поисками гражданина Федосеева А. С., который не оставил после себя никаких следов, и даже свой костюм бросил на полу. Предполагалось, что старик успел переодеться и в последний момент улизнул через окно, рядом с которым как раз проходила пожарная лестница. Оказалось, между прочим, что все документы, оставленные Афанасием Семеновичем, поддельные и что о старике, о его прошлом никто ничего не знает. Это дало основания предполагать, что случай с Максимом не первый и до него у маньяка были другие жертвы. Старика объявили в розыск и очень надеялись, что с такой характерной внешностью его быстро найдут…

– А я ничего не помню, – пожимал плечами Максим. – Помню, как он за тобой с ножом погнался, а дальше провал. – Ему очень не хотелось обманывать друга, но еще меньше хотелось прослыть вруном или чокнутым, а избежать этого возможно было лишь при помощи лжи. Так что он, как бы это ни было трудно, решил держаться своей линии до конца.

– Так, значит, и ты не веришь мне? – чуть не плакал от обиды Витька.

– Нет, почему же, – оправдывался Максим. – Конечно, я тебе верю, вот только думаю: не начались ли у нас галлюцинации от всех этих препаратов?

– Может, и вправду глюки, – с сомнением покачал головой Витька. – Все равно теперь ничего не докажешь. Черт его знает, чему он научился. Может, он вдобавок и гипнотизер…

Единственным человеком, поверившим рассказу Витьки Королькова, оказался Сергей Федорович. Он грустно и серьезно выслушал мальчишку, ни разу не перебив его даже в самых невероятных местах, и, тяжело вздыхая, поведал печальную историю Миши. «Жаль, что у него не было такого друга, как ты, – сказал он. – Я, к сожалению, ничего тогда не почувствовал и не пришел в тот момент, когда ему так нужна была моя помощь». Раньше Витька и сам ни за что не воспринял бы всерьез такую историю, но после произошедшего с ним он готов был верить во что угодно…

Когда следствие заглохло и эхо странных событий стихло, имущество старика потеряло ценность вещественных доказательств, и значительную его часть просто вынесли на помойку. Нужно было освобождать квартиру, а наследники не объявились. Часть книг хотели передать в ближайшую библиотеку, но что-то не согласовали, машина вовремя не пришла, и их просто снесли под какой-то навес во дворе. Книги были сугубо научные, старые, да еще и на иностранных языках, так что никто особого интереса к ним не проявил, а библиофила или антиквара поблизости не оказалось.

Максим, внимательно следивший за происходящим, только и ждал этого момента. Поздно вечером, усыпив внимание родителей, которые после всего случившегося отпускали его одного крайне неохотно, он выскользнул во двор. Погода благоприятствовала его замыслам: моросил дождь, дул резкий ветер, и редкие прохожие спешили поскорее оказаться дома, не задерживаясь и особо не оглядываясь по сторонам. Целый час мальчишка, пыхтя от напряжения, перетаскивал уцелевшие приборы и книги в подвал. Там он спрятал их в самом темном углу, тщательно прикрыл тряпьем и заставил банками с солениями. У него было в запасе несколько месяцев до того времени, когда сюда начнут приносить картошку и новые заготовки. А пока можно было подыскать какое-нибудь более укромное хранилище.

Наконец Максим удовлетворенно вздохнул. Все, что было можно, удалось спасти. Теперь оставалось только спокойно идти домой и засесть за недавно купленный учебник латинского языка. Ведь большинство стариковых книг написаны именно на латыни. Хорошо, что удалось забрать многие бумаги. Они все испещрены совсем уж непонятными, ни на что не похожими символами, но ведь любой шифр можно разгадать. Что-то об этом еще Эдгар По говорил в своем «Золотом жуке». «Надо будет перечитать», – подумал Максим про себя.

– У меня в запасе много времени, – с удовлетворением говорил он себе в этот вечер, засыпая. – Афанасий Семенович действовал вслепую и к тому же был первооткрывателем. Но ведь успел же! А у меня есть кое-какая информация и его записи. Я знаю, в каком направлении работать. Мне нужно всего лишь повторить ход его мыслей. А впереди целая жизнь!