Тварь размером с колесо обозрения - Владимир Данихнов

Дверь отворилась. В кладовку проник электрический свет. Я повернулся, моргнул. В проеме стоял Рома.

— Блин, вот ты где! Вовка, ты чего тут забыл?

Я кашлянул пересохшим ртом:

— Да так. Рисунки разглядываю.

Рома зашел внутрь, посветил на пачку бумаги у меня в руках:

— Ого, сколько их.

— Наверно, конкурс детского творчества проводили, — сказал я.

— Забирай, — предложил Рома.

— Чё, тоже хабар, — сказал Дима из коридора.

— Может, и заберу, — сказал я.

— Давайте наверх. — Рома зевнул. — Надо переходную галерею посмотреть. А потом по домам, поздно уже.

— Жена поругает?

— До-о.

— Твою ж мать, — сказал вдруг Дима.

— Что такое?

— Кажется, на дохлую крысу наступил.

Виктория Львовна заранее нас напугала, что в лучевое отделение огромные очереди: надо как-то договариваться. Павел Викторович, в свою очередь, напомнил, что облучение следует начать в течение месяца после операции; это важно. Последние дни в больнице прошли в нервном ожидании. Я был угрюм и неразговорчив. Яна, в свою очередь, успела познакомиться со многими пациентами. Среди них была врач-гинеколог Бабокало, полненькая жизнерадостная женщина. Лет десять назад у нее уже был рак, который ей вылечили в онкоинституте; локализация — кишечник. Теперь опухоль появилась в ротовой полости. С Бабокало мы будем встречаться постоянно: нас облучали примерно в одни и те же дни, нам давали химию в одни и те же дни, затем у меня был перерыв в лечении до рецидива, потом снова химия, и мы опять встретили Бабокало — пока у меня был перерыв, ей продолжали давать химию.

Был еще веселый, загорелый старичок, Михаил Иваныч, с опухолью на губе, рак второй стадии. Опухоль ему убрали, потом облучали, химию не стали давать. В течение последних лет он хотя бы раз в пару месяцев звонит Яне, передает мне привет, спрашивает, как у нас дела, рассказывает, как дела у него. За это время ему успели вырезать аппендикс; в целом же он жив, бодр и здоров, рак не вернулся.

Был еще мужчина, моих примерно лет, может чуть старше. Ему убрали глаз, часть кости и полностью нос: слишком большое распространение опухоли. Похож немного на Волан-де-Морта из киноверсии «Гарри Поттера». Он ходил в черной повязке, отверстие на месте носа не закрывал никак; узнав диагноз, его бросила жена, и ему приходилось справляться самому: он таскал вещи, договаривался с врачами, ходил за покупками. Я ни разу не видел, чтоб ему кто-нибудь помогал. К нему никогда никто не приходил. Он был общительный: болтал с другими пациентами, врачами и медсестрами, но при этом совершенно одинокий. У него был оптимистично-пессимистичный настрой: он улыбался и говорил, что не верит, что все это ему поможет. Тем не менее он продолжал лечиться. У нас с ним совпадали курсы химии; препараты ему давали посильнее. Потом у меня химия прекратилась, а ему предстояло еще несколько курсов; больше я его не видел и не знаю, чем закончилось его лечение.

В больнице орбиту моего глаза осматривали каждый день. Убирали внутри корки. Крови в полости накапливалось все меньше и меньше. От марлевых тампонов с мазью со временем отказались: без них раны заживали быстрее. Следов растущей опухоли видно не было. Но профессор повторял: облучать надо. Какие-то клетки могли остаться. Операция — это еще не все. Без облучения опухоль наверняка вернется.

Мы с Яной отправились в лучевое отделение. В первую очередь надо было встретиться с заведующей. Помню, мы сидели напротив нее в ее кабинете; она листала мою историю болезни. Подняла голову: итак, плоскоклеточный рак. Отдаленные метастазы в вашем случае дает редко: иногда в печень и легкие, но в первую очередь — в шею. Любит рецидивы. Как вы вообще подхватили эту гадость? Поймите меня правильно, просто для вашего возраста это не типично. Ну да ладно, чего уж теперь, надо лечиться.

Она что-то написала в бумажке.

— Дадим вам для начала сорок грей, потом посмотрим. Шея и голова. Только есть проблема: где вы будете лежать? В отделении радиологии мест нет.

Яна сказала:

— Мы уже договорились. Володя будет лежать в ОГШ, а сюда приходить на лучи.

Заведующая кивнула:

— Отлично. А вот как раз и специалист, который с вами будет работать. Алия Катифовна, заходите, пожалуйста.

В кабинет, скромно улыбаясь, зашла Алия Катифовна: худая женщина лет шестидесяти с понимающим и добрым лицом. Профессор Светицкий потом назовет ее одним из лучших специалистов; в свое время она успела побывать хирургом, потом переквалифицировалась в радиолога. Благодаря своему опыту в хирургии она лучше многих других радиологов понимает, какую именно область стоит облучать в каждом конкретном случае. Впрочем, это мы узнаем сильно позже; как и то, что Алия Катифовна и профессор Светицкий давно знакомы, и оба приехали в Ростов из Ташкента. В тот момент мы ничего этого не знали. Мы настороженно глядели на нашего радиолога. Заведующая отдала нам бумажку, и вместе с Алией Катифовной мы вышли из кабинета. Она, улыбаясь, что-то рассказывала. Сказала мне, чтоб я не волновался. Что все будет хорошо. У нее был ласковый, очень добрый голос, как у любящей бабушки. Они с Яной болтали: как будто знали друг друга давным-давно. Алия Катифовна рассказала, что в лучевом отделении не хватает рабочих рук. К тому же периодически выходит из строя один из ускорителей; а деталь для починки едет неделями, если не месяцами. Вот недавно была такая проблема. Приходилось облучать пациентов до трех часов ночи, такие ужасные очереди. Сейчас, к счастью, с этим получше, но все равно приходится задерживаться допоздна. Вы как насчет того, чтоб облучаться по вечерам? Часов в шесть или семь? Не против? Вот и отлично. Тогда ждем вас в это время.

Она прикоснулась к моему плечу и сказала:

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Вас кто оперировал?

— Павел Викторович Светицкий.

— О, — сказала она, — тогда волноваться совсем не о чем. Лучше специалиста по опухолям головы и шеи у нас не найти.

Мы вернулись в отделение ОГШ; мне отдали больничный, выписку. Поднялись с Яной к Светицкому. Профессор напоследок еще раз осмотрел полость глаза: все в порядке. Ну, удачи вам. И не забывайте, что надо заглянуть ко мне через месяц.

— Володе надо будет приходить к вам раз в месяц? — спросила Яна.

— Это как будет идти заживление, — сказал Светицкий. — Если все будет в порядке, то сначала раз в месяц, потом раз в два месяца, раз в три месяца и так далее; потом будете приходить на осмотр раз в полгода. Но раз в полгода — обязательно. Вот, кстати, есть у меня фотография… — Он стал рыться в бумагах. — Пациентка не появлялась два года, потом пришла, смотрите. — Он показал нам фотографию женщины лет сорока. Из шеи слева у нее рос огромный бугор. — Я, конечно, вырезал ей всю эту гадость, — сказал он. — Но вместе с ней пришлось и гортань тоже вырезать. Вы не думайте, что я вас пугаю: просто не забывайте у меня появляться, договорились?