Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель - Наталия Лебина

К сожалению, нет данных о количестве мужчин и женщин, стремившихся к браку по расчету. Однако материалы интервью, собранных социологами Института общественного мнения при газете «Комсомольская правда», позволяют все же утверждать, что к замужеству и женитьбе с целью улучшить свое материальное положение тяготели и женщины и мужчины. 23-летняя неработающая особа, оказавшаяся в числе респондентов, мечтала выйти «замуж за военного, чтобы жить обеспеченно, развлекаться, не работать – ведь от работы кони дохнут» (Грушин 2001: 178). Не менее категоричны, а по сути дела циничны, были заявления студентки из Жуковского и 19-летней служащей фабрики-кухни города Хмельницкого: «Моя цель: удачно выйти замуж, одеваться по моде»; «Найти состоятельного жениха и выйти замуж. Не думать о чувствах, забыть о любви, а думать только о материальном благе. Я красива, в меня влюбляются многие. И среди них есть один, которого я предпочту: ему 30 лет. У него есть деньги, машина» (там же: 201).

Не менее откровенны были и некоторые молодые мужчины: «Строить карьеру, жить в свое удовольствие, оформить брак с дочерью крупного работника, чтобы получить „Волгу“ и возможность дальнейшего продвижения по службе» (там же). Выгодные замужество или женитьба входили и в перечень целевых установок, предложенных социологами для выбора участниками опроса. 2,3 % респондентов сочли возможным именно так охарактеризовать свои жизненные приоритеты. К созданию хорошей семьи вообще стремились 4,2 % опрошенных. В 1960-е годы большинству казалось, что главной жизненной целью является довольно абстрактная задача «служить народу, приносить пользу Родине». Так ответили 33,5 % респондентов (там же: 185).

Вопросы, касающиеся секса и физиологии, пока еще очень робко выдвигались на первый план. Считалось, что неурядицы в семье часто возникают из-за таких явлений, как «вредные народные традиции (домострой)», пьянство, религиозные предрассудки, ревность, грубость (там же: 294–295). Супружескую же неверность как пережиток, который следует изжить для сохранения прочной семьи, отметили лишь 6 % участников опросов Института общественного мнения (там же). При этом и мужчины и женщины были равны в оценке этого пережитка. Даже в эпоху в целом демократических хрущевских реформ люди пока очень робко говорили о таких явлениях, как измена, являвшаяся следствием сексуальной несовместимости супругов.

По предложению социологов в ходе опросов 1961–1962 годов респонденты выстроили и своеобразную иерархию истинных, как им казалось, причин разводов. На первом месте (54,4 %) опрашиваемые поставили «легкомысленное отношение к браку», далее с большим отрывом (около 20 %) называли пережитки прошлого, жилищные условия, вмешательство родителей. Адюльтер в качестве самостоятельного повода для расторжения брака вообще не рассматривался (там же: 305). Однако в данном случае социологи не выявили роль измены в распаде семьи по собственной вине: они не включили, скорее всего по цензурным соображениям, данный пункт в опросник. Ведь, судя по выдержкам из интервью респондентов, советские люди эпохи 1960-х годов не были равнодушны к проблемам супружеской измены. Некоторым она, не без основания, представлялась самым важным фактором развода. Подполковник милиции, начальник отдела УВД Москвы писал в своей анкете: «Супружеская неверность – основой пережиток прошлого в семейно-брачных отношениях. Она часто порождает другие пережитки в быту: грубость, пошлость, бестактность и неуважение супругов друг к другу, многие пороки в воспитании детей» (там же: 289). При этом женщины были уверены в следующем: «Многие мужчины считают, что им все дозволено, нарушают супружескую верность» (там же: 290). В этом плане советские мужчины 1960-х годов не были оригинальными. По мнению А. Роткирх, «все европейские мужчины в среднем имеют больше параллельных связей, чем женщины» (Роткирх 2011: 226).

Но это не означало, что представительницы слабого пола в эпоху десталинизации не изменяли своим мужьям. В сексуальных автобиографиях, правда, написанных часто через сорок лет после самих событий, женщины признавались: «Эти встречи были ради секса, который буквально помогал жить счастливо мне и ему. Я стала задумываться, почему так происходит, почему нам так хорошо, и пришла к заключению, что… нам никто и ничто не мешало заниматься любовью. У него дома двое маленьких детей, молодая жена и маленькая неудобная квартира» (там же: 109).

В действительности от измен страдали и мужчины и женщины. По данным реальных бракоразводных дел рубежа 1950–1960-х годов, на первом месте в ряду причин расторжения семейных уз (28 %) стояла супружеская неверность, причем еще 17 % пар разводились по причине сексуальной неудовлетворенности в брачных отношениях (Харчев 1964: 212). Эти данные были собраны и опубликованы в 1964 году в книге А.Г. Харчева. Но все же блестящий ученый, находившийся в рамках «единственно правильной научной концепции», много писать об адюльтере в социалистическом обществе не решился. Правда, он пришел к выводу о том, что «там, где супруги-собственники предпочитают адюльтер разводу, супруги-пролетарии предпочитают развод адюльтеру, поскольку их высшим благом является моральная ценность брака» (там же: 103). Гораздо более ценным является другое умозаключение Харчева: «Одной из наиболее „неудобных“ для науки особенностей адюльтера является то, что лица, занимающиеся им, не спешат признаться в этом социологам, поэтому западная микросоциология не располагает достаточно надежными данными о его масштабах и динамике. Единственным источником, дающим возможность сделать какие-то выводы в этом отношении, является художественная литература» (там же: 100). Замечание о значимости произведений искусства для изучения проблемы адюльтера особенно важно в контексте реконструкции морально-этических норм советского общества.

В воспоминаниях о времени оттепели можно, конечно, встретить полунамеки на наличие фактов супружеской неверности. Так, питерский кинорежиссер И.Ф. Масленников деликатно писал: «Летом 1962 года на двух „Волгах“ мы с Товстоноговым путешествовали по Прибалтике. „Гога“ был очень оживлен, на наших глазах разворачивался его роман с ассистенткой из моей редакции, красавицей Светланой Родимовой» (Масленников 2007: 42). Среде шестидесятников, прежде всего молодых литераторов, художников, музыкантов, были свойственны смены партнеров в пределах единого круга общения. Любопытные примеры полного понимания бывших и действующих жен приводит В.П. Аксенов в романе «Таинственная страсть» – беллетризованных воспоминаниях, посвященных московской жизни 1960-х годов (см.: Аксенов 2009). И напротив, жестко пишет об измене, свершившейся в пределах одного профессионального круга, Г.Б. Волчек: «А для меня это было предательство. И от кого. От Жени [Е.А. Евстигнеева], с которым мы прошли все трудности… и который был не отцом, а матерью для Дениса [сына]. Это было предательство, а не просто мужская измена» (Райкина 2004: 101). Путеводителем в мир адюльтера в жизни научной интеллигенции являются воспоминания К.Т. Ландау-Дробанцевой (cм.: Ландау-Дробанцева 1999). Однако в данном случае лучше обойтись без цитат, чтобы не возмутить спокойствие академической общественности. И все же детали такого характера редки. Одновременно с середины 1950-х годов вопросы неверности супругов в браке, как и до– и внебрачная любовь, становятся важной темой кино и литературы.