Тайна Черной горы - Георгий Свиридов

– И на этом спасибо, Вадим Николаевич. Я пошел. Пока! До встречи на планерке!

– Пока, до встречи, – и главный геолог добавил: – А хорошо, черт побери, вы придумали эти гласные вечерние планерки! Давно об этом хотел сказать. Ведь я сначала открыто возражал, было такое. А сейчас не то что примирился, а, скажу больше, осознал их практическое значение, поверил в них и принял. Но первые планерки тяжело было сидеть перед микрофоном и знать, что тебя слушают все.

– Эта самая гласность пугала?

– Не скажу, чтобы пугала, но очень уж настораживала. Разговор на планерках идет сугубо деловой, производственный, может быть, и не для многих ушей предназначенный. А тут каждое слово на виду, говоришь, как с трибуны, Вадим Николаевич. любые наши производственные секреты, сказанные на планерке, на другой же день, как вы хорошо знаете, становились известными чуть ли не всем в экспедиции, да еще и в различных интерпретациях. Так не лучше ли говорить сразу всем и начистоту, чтобы не было никаких кривотолков?

– Так я о том же и говорю, – сказал главный геолог. – Конечно, лучше!

– Пошел я, до встречи!

– До встречи на планерке!

Негромко закрылась дверь, послышались шаги по деревянному полу коридора. С кем-то Казаковский поздоровался, кому-то что-то ответил на приветствия. Гулко хлопнула наружная дверь, придерживаемая жесткой пружиной.

Иван и Аллочка-Считалочка несколько минут стояли молча, каждый по-своему переживал и осмысливал случайно услышанный ими разговор двух главных руководителей экспедиции. Иван Вакулов, сжав кулак, поднес его к лицу Аллочки-Считалочки.

– Знаешь, чем пахнет? То-то! Смотри у меня! Если проболтаешься, если пикнешь, то – конец!

– Фи! – совсем не испугалась она. – Да я, если хочешь знать, не один раз слушала, как они разговаривали и даже спорили. Ну и что тут такого? Кому интересно пересказывать их производственные дела? Вот если бы они про любовь говорили, про женщин, вот это было бы ужасно интересно!

– Ладно, помалкивай себе. Поняла?

– Какой ты все же грубый, Иван! А я о тебе так хорошо думала, очень даже хорошо думала, – и, вынув зеркальце из сумочки, Аллочка-Считалочка посмотрелась в него, поправила локон волос, заправив его под уложенные косы, снова улыбчиво посмотрела на Вакулова. – А скажи, кто тебе больше нравится, Вадим Николаевич или Евгений Александрович?

Иван не знал, что ответить. И, покачав головой, хмыкнул.

– А почему они мне должны нравиться? Я ж не женщина!

– Нет, а все же? – пристала она. – Кто?

Ему симпатичны были оба. Вадим Николаевич – мамонт в геологии, с огромным опытом, много знающий, как ходячая энциклопедия, одним словом, практик и теоретик, у которого ему есть чему поучиться, что Иван и делает. А Евгений Александрович – молодой, энергичный, решительный, готовый на риск ради дела. С железной хваткой. И знающий, крепко стоящий на ногах. На такого хочется равняться, брать с него пример. Одним словом, голова! И Вадим Николаевич тоже – голова! А Алка ставит вопрос категорично: кто из них? И он, поразмыслив, сказал:

– Не знаю. Они оба мои начальники. А подчиненным их начальники должны всегда нравиться, если они не хотят осложнений по службе.

– Фи! Какой ты! – воскликнула негромко Аллочка-Считалочка и, отвернувшись, стала складывать карты. – Да, между прочим, Вадим Николаевич интересовался вашей особой.

– Мною?

– Именно. Как появится Вакулов, сказал, так пусть сразу же ко мне зайдет. Так что извольте предстать перед его очами.

Вакулов кисло скривил губы, словно в рот попала незрелая ягода.

– Сейчас исполню, предстану по всей форме, – и добавил, следя за работой Аллочки-Считалочки: – Слушай, я как зашел сюда, как увидел тебя, так сразу же хотел спросить, да ты меня перебила. Ты скажи, как сюда попала, если позавчера ты ушла с поисковым отрядом в маршрут?

– А ты не меня спрашивай, а лучше дружка своего Витеньку Голикова попытай.

Витя Голиков, такой же молодой специалист, как и Вакулов, прибыл в Солнечное на пару недель раньше, успел обзавестись палаткой, в которой нашлось место и для Ивана. Они подружились с первой же встречи. Летом они оба ходили в маршруты, а зимовали в своей палатке, утеплив ее снаружи, а внутри устроив самодельную печку из небольшой железной бочки, обмазав ее внутри глиной и обложив камнями, да из стальных прутьев сделали колосники. Это все Виктор мастерил, говорил, что у них в Мариуполе чуть ли не в каждом дворе такие летние печурки из ведер делают и топят углем. Тут угля не было, пилили деревянные чурки, главным образом из смолистых плах.

Как они перезимовали и не превратились в ледышки, они и сами не знают. Одним словом, веселенькая вышла у них зима! Есть что вспомнить! Пока горела печка – в палатке стояла жара, как в Африке, но едва прогорали дрова, через час-другой вода в ведре покрывалась коркой льда. К утру индевели брови и волосы, только в меховом спальном мешке было тепло и уютно. В утреннем полумраке голубело холодным светом окно, покрытое узорным слоем льда. Для того чтобы узнать, какой мороз на дворе, не надо выходить из палатки. Температура внутри такая же, если не ниже. Но вылазить из спального мешка никому неохота. Первые недели они спорили, а потом установили очередность.

Дежурный рывком выскакивает из своего спального мешка, стараясь точно попасть ногами в холодные валенки. Размахивая руками и подпрыгивая на ледяном полу, торопливо натягивая одежду, и скачком к печке. Заранее приготовленная береста и лучина вспыхивали бодро и весело. Подсушенные тонкие чурки лениво занимались пламенем. Первая подкладка дров, и можно бежать на улицу. Пока огонь не разгорится и печка не даст тепло, в палатке всегда кажется холоднее, чем снаружи… И так было каждое утро, до самой весны. Как они завидовали тем, кому удалось раздобыть себе настоящую чугунку – печку заводского изготовления! У отдельных умельцев такие печки горели месяцами, как домны. У чугунных печек можно было плотно закрывать дверцу и поддувало, регулируя доступ кислорода к пылающим дровам. Ни Иван, ни Виктор никогда и не подозревали, что топить печку, да еще дровами – это целое искусство! Сейчас, летом, оглядываясь назад, на прожитую зиму, трудности кажутся не такими и страшными. Они зимовали в палатке, как папанинцы на Северном полюсе!

– А что случилось? – насторожился Иван.

– В общем, ничего особенного не случилось, – ответила Аллочка-Считалочка. – Твой Витенька соизволил забыть маршрутные карты!

Слово «забыть» она произнесла врастяжку, сладчайшим тоном, полным скрытой насмешки.

– Не может быть! – не поверил Иван.

– А ты сюда погляди. Это что, по-твоему? – она вынула из тубуса плотно скрученные карты и потом раскрыла потертый чемодан, в который она укладывала дюралевые планшеты. – Вот тебе задача с одним неизвестным. Спрашивается, что может вывести из строя поисковый отряд, если он прекрасно обеспечен всем необходимым снаряжением, находится в полевых условиях по пути к своему участку и все члены коллектива живы и здоровы? – поставив вопрос, она сама сладчайшим тоном, источавшим горький мед, на него отвечала: – Только одно-единственное! Это – отсутствие в наличии топографических материалов! Случалось ли это когда-нибудь раньше в истории геологической службы? Конечно, нет! Но теперь этот пробел в истории заполнен. Заполнен благодаря удивительным стараниям Виктора Голикова.