Мифы о хорошей девочке. Как разрушить стереотипы и начать жить по своим правилам - Махо Молфино

В двенадцать лет мою маму ударило током. Ее сестра-близнец вышла из душа, моя мама зашла: мокрой рукой потянулась, чтобы включить лампу, которую дедушка поставил в ванной на время ремонта. Когда мама упала на пол и чуть не рассталась с жизнью, все еще сжимая в руке провод, сестра прикоснулась к ней и тоже получила сильный удар током. Они обе бились в конвульсиях на полу. Тем временем бабушка готовила на кухне, и вдруг ее охватило жуткое, неожиданное предчувствие. И она сразу поняла, что нужно делать. Мама рассказывала мне эту историю со множеством ярких подробностей: «Твоя абулита пошла не в ванную, а в совершенно другом направлении, в небольшое фойе, и выключила электричество во всем доме». Если у вас еще не побежали мурашки по коже, даже не знаю, что вам сказать. Мама добавляла: «Если бы вместо этого она пошла в ванную, было бы слишком поздно».

Когда я спросила маму, как бабушка узнала, что делать, она ответила: «Она не знает, почему она это сделала. У нее появилось плохое предчувствие». Как вы понимаете, никакой логикой моя бабушка не пользовалась, чтобы решить, что делать в такой важный момент. Я называю логикой поиск решений через линейные причинно-следственные связи и анализ плюсов и минусов (знаю, знаю, очень логичное определение, лучше не придумаешь!). Если бы она прислушалась к логике, она бы отмахнулась от своего побуждения, назвала его ерундой и продолжила мешать суп, пока ее дочери корчились в судорогах на полу в двух шагах от нее. Нет, она прислушалась к своему предчувствию, не задавая лишних вопросов. Она использовала совершенно другую, внутреннюю форму интеллекта — интуицию. Интуиция — неосознанное ощущение. Оно часто шепчет нам что-то совершенно нескладное, смехотворное и необъяснимое. При этом интуиция — форма интеллекта, которую мы должны научиться ценить точно так же, как логику, которую общество и так уже ценит. Наша интуиция исходит из нас самих, из нашего тела, и, к счастью, тело есть у каждой из нас.

Однако, если вы были хорошей девочкой, как я, скорее всего, в какой-то момент, взрослея, вы потеряли связь со своим телом. К примеру, я стала пользоваться блеском для губ примерно в то же время, когда перестала играть в футбол, лазать по деревьям и бегать босиком по двору с братом. В двенадцать лет блеск для губ ознаменовал изменение, которой напрашивалось уже много лет: из субъекта (орудия познания и созидания мира) я стала объектом внимания для мальчиков и мужчин.

Так случается сплошь и рядом. К тому времени, как девочка вступает в пубертат, все вокруг твердят ей одно и то же: нужно контролировать тело, чтобы оно соответствовало стандарту. Реклама, кино и телевидение подсовывают нереалистичные образы женской красоты. Мы воспринимаем тело не как источник радости и удовольствия, а как груду плоти, за которой нужен глаз да глаз. Многие из тех, кто подвергся сексуальному нападению (худшей форме насилия над телом), сталкиваются с недоверием, предательством и психологическим давлением со стороны самых близких людей, которым рассказали о случившемся. Им не верят. Чтобы выжить в реалиях жестокого, женоненавистнического мира, мы вырабатываем защитный раскол между разумом и телом. Даже если вы избежали серьезной травмы или насилия, я уверена, вы знаете девочку или женщину, которым выпало это на долю. Я уверена, вы получали психологические удары в виде ехидных комментариев, критики и рекламы, из которых следовало, что ваше тело не такое уж и чудесное.

Один из основных способов общения тела с нами, а также ключ к интуиции — это чувства. Нам не нужны доказательства и умозаключения, нам даже не нужно понимать, откуда мы знаем то, что знаем; мы просто знаем. Согласно одному из праотцев современной психологии Уильяму Джеймсу, чувства появляются сначала как телесные ощущения, а затем мозг называет их «радостью» или «печалью» и объясняет, что мы испытываем[36]. Еще до того как мозг уловит эти эмоции, тело говорит с нами через чувства: волосы на руках встают дыбом, мурашки бегут по спине, сердце уходит в пятки, суставы болят перед грозой.

Но патриархат внушает нам, что чувства и эмоции — признак слабости. Мы стыдим мальчиков и мужчин, обзываем их бабами и девчонками (будто быть женщиной — худшее оскорбление в мире), когда они выражают печаль или тревогу. Мы стыдим женщин, называем их сумасшедшими и истеричками, когда они якобы слишком остро реагируют на подавление, агрессию и жестокость. Патриархат лишает мужчин мужества, а женщин — женственности. Один из самых простых методов дефеминизации — стыдить за чувствительность. Истерия когда-то была самым настоящим медицинским диагнозом, выдуманным врачами-мужчинами, которые не знали, что делать с женскими чувствами и правдой, которую они показывают. Называя женщин истеричками, им было легче контролировать их. Можно было упрятать их в психушку и игнорировать их страдания (например, сексуальное насилие) как бред сумасшедших. Очень удобно. Или просто назвать их ведьмами. Как написала психиатр Джули Холланд в чудесной колонке New York Times: «Женская эмоциональность — признак здоровья, а не болезни; это источник силы. Однако от нас постоянно требуют держать свои эмоции в узде. Нас учили извиняться за слезы, подавлять гнев и бояться, как бы нас не назвали истеричками»[37].