Сестра Груня - Валентина Васильевна Путилина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы наладилась погода! Перестал бы сыпать безжалостный дождь со снегом!
Вчера на минуту Груня обрадовалась. Сквозь тучи нежданно-негаданно вынырнул месяц, вгляделась — круты рожки. Народился молодик, круты рожки, — к хорошей погоде — есть такая примета. Но как видно, в горах иные приметы, не те, что в русской Матрёновке. Не помогли круты рожки, небо вновь заволокло тучами. И вновь то снег, то ливень, то ураганный ветер.
Впереди, точно призраки, возникают деревья и скалы. Груня поглубже надвигает на голову суконный башлык. Холодно. Ноги как деревянные, высокие походные сапоги не греют. Спасает только движение, но идти приходится медленно. За сутки одолели не более семи вёрст, и то с большим трудом.
Переходить заснеженные Балканы в мороз и при ураганном ветре казалось настолько невероятным, что турки и не допускали мысли о наступлении русских. Они спокойно оставались у Шипки, собираясь дотянуть до весны, чтобы потом самим двинуть на русских.
Тем временем отряд Скобелева продолжал переход.
Узкие тропы извиваются среди громоздящихся одна на другую скал. Идти по ним мучительно трудно и опасно. Не раз срывались и падали в пропасть лошади, соскальзывали вниз повозки и орудия. Иссякали последние силы.
Наконец-то привал у вековых буков. Люди с большими предосторожностями разжигают костры, тянутся к огню. Чуть обогревшись, уступают друг другу место.
К костру поднялась Груня с большим чайником кипятка, напоить озябших солдат. Поодаль от костра она заметила человека в заледеневшей, как у всех, шинели. Он сидел на складной табуретке и рисовал солдат, протянувших руки к костру. Груня узнала его: художник Верещагин. Он был и под Плевной, где его легко ранило.
Художник поднялся со своей складной табуретки и подошёл к костру погреть озябшие руки. Груня торопливо налила в кружку кипятку и протянула ему.
— Погрейтесь, — сказала она сочувственно.
Он взял с благодарностью и стал пить, согревая о кружку руки. Стоявший рядом солдат в изумлении уставился на Груню.
— Егор! — вскрикнула она. — Братец!
Их мгновенно окружили солдаты, все улыбаются: брат с сестрой встретились. И где? Вон куда забросила обоих судьба, на Балканы. А Груня с Егором поверить не могут, что встретились. Разом заговорили, торопясь разузнать о жизни друг друга.
— Что, нет Феди с тобой? — спросила Груня.
— Разъединили нас после Плевны, — не сразу ответил брат.
— Вместе бы вам лучше было, — огорчилась она. — Где же теперь Федя?
— И сам пока не знаю, — сказал он. — Да ты не думай плохого, Грунюшка. Всё обойдётся. Расскажи-ка лучше про себя. Вижу, стала сестрой милосердия. Умница ты у нас.
Груня счастливо улыбается. Повезло ей безмерно — встретила любимого брата. Сразу все трудности забылись, будто мир сошёл на землю, — так светло, так радостно.
— Теперь бы хоть одним глазком на мамушку с отцом поглядеть, — помечтал Егор. — По нашему двору походить. Дорого б отдал за это.
— А помнишь, ты мне кувшинку над омутом сорвал? Я тогда перепугалась, утонуть бы мог, — вспомнилось почему-то Груне.
— Не забыла? — обрадовался брат.
— Разве хорошее забывается? Ты для всех был добрым. К тебе за правдой шли.
Ей не хотелось говорить о предстоящих боях. Сейчас для неё и для Егора дороже всего воспоминания о родном доме. Милая Матрёновка, мамушка с отцом, детство — всего несколькими словами перебросились Егор с Груней, а будто солнце проглянуло во тьме, будто к роднику с живой водой припали.
— Вставать! — раздалась команда. — В ружьё!
— Ты побереги себя, Грунюшка, побереги! — крикнул на прощанье Егор и побежал догонять своих товарищей.
А Груня, как это и предписывалось, последовала за отрядом. С ней неотлучно подруга Вера и ставший им близким ездовой Тимофеич, который вёл под уздцы лошадь.
Подойдя к горе Караджа, отряд остановился. Дальше двигаться невозможно. Пришлось расчищать заваленную снегом тропу. Не хватало лопат — расчищали руками, утаптывали, ложились на снег и перекатывались по нему с боку на бок.
Так продолжалось три версты. Наконец расчистили тропу. Вновь двинулись в путь, по самому краю пропасти.
— А-а-а-а! — раздался вдруг отчаянный вскрик.
Кричала Груня.
— Что? Что стряслось? — всполошились солдаты.
— Тимофеич! Тимофеич! — в ужасе проговорила Груня. — В пропасть упал. — И со слезами в голосе торопливо рассказывала: — Гляжу: только что был и нет его. На глазах поскользнулся и полетел вниз. Вот здесь, — показывала она рукой на то место, где случилось несчастье. — Прямо на глазах, — повторяла она. — Здесь!
Над пропастью сгрудились солдаты, глядели, рассуждали, как спуститься, поискать ездового.
Вдруг кто-то воскликнул:
— Братцы! Глядите! Вон он лежит! Может, живой?
Заметили ездового и другие солдаты, начали звать его:
— Тимофеич! Откликнись, ты живой?
Снизу послышался стон и слабый возглас:
— Помогите, братцы! Живой!
Пригляделись — лежит на спине, не на глыбах камней, а между небом и землёй, будто на огромных жёстких ладонях. Это деревья откуда-то сбоку протянули над пропастью свои густые ветви и прочно переплелись. На ветви-ладони и свалился Тимофеич.
— Держись, браток, не робей! — подбадривали его сверху. — Сейчас мы тебя вызволим из плена!
В обозе моментально отыскали длинные верёвки, опустили их вниз Тимофеичу. Он тут же обвязался покрепче и вцепился руками в прочную верёвку.
— Давай! Давай! — раздалась команда, и бедолагу ездового подняли наверх.
На площадке вокруг него сбились люди. Слышались радостные возгласы:
— Счастлив же ты, Тимофеич! И в пропасти не пропал! Небось, изрядно перетрухнул?
— А то нет, что ли? — отвечал бледный Тимофеич. — Главное, вишь, детей жалко и жену, сильно б горевали. Спасибо, братцы, — сказал он осипшим от пережитого голосом и поклонился всем до земли.
Он взял терпеливо дожидавшуюся его лошадь под уздцы и повёл её. Надо догонять передовые части, а то и так из-за него люди замешкались, будь она неладна, эта пропасть!
Третий день движется отряд Скобелева. Последний привал в горах, и на рассвете начался спуск в Казанлыкскую долину. Спустились незамеченными, осмотрелись — будто в ловушку попали: перед ними турецкие укрепления, за спиной — отвесные скалы. Предстояла битва насмерть.
Густой туман окутывал долину. Под его прикрытием началось наступление на турецкие редуты. Впереди