Осенняя рапсодия - Вера Колочкова

– Олег… Погоди, Олег… Понимаешь, ее же надо прямо сейчас забрать, потом поздно будет…

– Кого забрать? – недоуменно уставился он на нее, отстранившись.

– Лизу, кого ж еще… Пока документы на опекунство не оформили…

– Господи, Настя! – всплеснул отчаянно, как деревенская баба, руками. – Ну сколько можно-то? Хватит! Надоело уже!

Она моргнула мокрыми ресницами, медленно, как больная птица, потом шмыгнула тихо носом. Было в этом шмыганье что-то выразительное. Обреченное, но непокоренное. Прилив невесть откуда взявшегося раздражения ударил ему в голову, куда-то под затылок, заставил крепко сжать зубы. Он даже испугался, что раздражение выплеснется сейчас наружу, зальет всю комнату, и нечем будет дышать, и придется ссориться, и кричать криком, и бог знает, чем все это может кончиться. Торопливо подскочив с подлокотника, он быстро пошел прочь из комнаты, бросив на ходу:

– Я в душ…

Под прохладными водяными струями огонек вспыхнувшего раздражения послушно и быстро потух, и мысли потекли в прежнем русле. В старательно-спокойном. Хотя и завернули не в ту сторону. Подумалось вдруг со страхом – как Настю маме показывать? Достанет ли Насте терпения на мамин властный характер? Вот Марине, к примеру, этого терпения хватало с лихвой. Нет, она даже не терпела, она сразу сумела принять его маму со всеми ее самолюбивыми потрохами и вселенской уверенностью в том, что ее якобы облагороженный чудным воспитанием сынок может осчастливить любую женщину. В общем, философски к маме отнеслась. А вот Настя… Настя, как выяснилось, оказалась девушкой непредсказуемой. Полюбил одну Настю, теперь другая на свет вылупилась. И надо с этим обстоятельством как-то считаться. Что ж, будем считаться! В конце концов, никто ему не обещал, что в новой любви будет легко…

Черт, как неудобно все-таки жить без халата! Умудрился же он его дома забыть… Так. Стоп. Не стоит раздражаться. Хватит на сегодня. В конце концов, можно и влажным полотенцем для приличия бедра обмотать. Но за халатом надо съездить. Завтра же.

– Настюш, я завтра утром отлучусь ненадолго, пока ты спишь… – произнес он как можно беззаботнее, входя в комнату.

Настя молчала. Лежала поперек кресла, свернувшись маленьким калачиком. Он подошел ближе, склонился. Девушка спала, уютно устроив голову на сгибе локтя, посапывала тихонько. Хороший признак, пусть поспит. Нервное возбуждение пройдет, а с ним, дай бог, и маниакальная забота о Лизиной судьбе. И все у них будет хорошо.

* * *

В воскресенье они придумали себе праздник – первый день месяца августа. Потому что Марина очень любила август. Хорошее время. Летняя жара перестает быть пылко-злобной, и зелень деревьев и трав не так агрессивно яркая. А скоро появятся в уходящем пространстве лета нотки зрелого достоинства – первые желтые листья на деревьях. Увидишь их и пугаешься – батюшки, осень! А потом думаешь – ну, осень… И что? Чего ее пугаться-то? Так мудрая женщина бальзаковского возраста обнаруживает первые седые волоски в прическе – да, не молода уже, но всему свое время, всякому возрасту свои радости…

По случаю придуманного праздника решили дома закатить вкусный обед, а вечером пойти на люди – посидеть, посозерцать людское движение где-нибудь в уличной кафешке. Марина за последнее время и сама не заметила, как пристрастилась к этому спокойному созерцанию. Сидишь себе, расслабляешься, еду вкусную ешь, винцо потягиваешь, купаешься в обращенном исключительно на тебя мужском взгляде, как в теплом море. Ни дать ни взять – чистый санаторий. Постепенно даже чувство женской неловкости ушло – все казалось поначалу, что люди кругом смотрят на нее осуждающе. Ишь, мол, дамочка, прикупила себе альфонса. Прилично, наверное, раскошелилась. Не объяснишь же всем, что Илья никакой не альфонс, а самый настоящий любовник, посланный ей судьбой в утешение. А что делать, если повезло? Отказываться, что ли?

Правда, в последнее время взгляд его более спокойным стал. Не таким восторженно-телячьим, как раньше. Появилась во взгляде некая мужская гордость обладания. А может, ей показалось, что это гордость. Может, это первая суматоха чувств начала успокаиваться, раскладываться по полочкам. Так всегда бывает. А потом чувства полежат на этих самых полочках, совсем успокоятся и станут снижать градус. До нуля. Не дай бог и ниже нуля опустятся. Тогда – катастрофа. Надо бы нужный момент не упустить, не расслабляться особо. Хорошо бы совпал с приездом Машки этот момент.

– Мариш… Может, ты последишь за курицей? Боюсь, сгорит. А я пока футбол посмотрю. Там сегодня наши играют.

– Ага! – весело поднялась она с дивана, уступая ему самое удобное место у телевизора. – Посмотрю, конечно. Пообедаем, досмотрим твой футбол и гулять пойдем. А тебе пива сюда принести? Чего ты без пива-то? Все порядочные мужики футбол с пивом смотрят, я знаю!

– Не. Не хочу. Я не порядочный.

– Да-а-а? – изумилась она притворно, поднимаясь на цыпочки и близко заглядывая ему в глаза.

– Иди на кухню, болтунья! – развернул он ее за плечи и даже слегка поддал коленкой под зад. – Курица сгорит!

Она то ли ойкнула, то ли кокетливо взвизгнула и впрямь помчалась на кухню, подпрыгивая по-девичьи. И снова привиделась ей вся эта идиллическая картинка как бы со стороны. Хорошая, хорошая картинка! Игры двух любовников называется! Ничего в ней предосудительного нет, и возрастной изъян практически незаметен. Можно сколько угодно всматриваться. Хотя… Вот кто бы показал ей эту картинку пять недель назад, она б тому в лицо плюнула. Потому что не может серьезная женщина, верная жена и хорошая мать, а еще прекрасная хозяйка, кулинарка, а еще ценный специалист… Кто там еще? Не важно! В общем, не может все это, вместе взятое и под зад подпихнутое, скакать козочкой от дивана к двери и визгливо хихикать. Оказалось, может. Еще как может. Вот интересно, если б Илья был не Илья, а взрослый какой мужик с матримониальными на нее видами, она бы повела себя так? Нет, это вряд ли. А тут смотрите-ка – расслабилась.

Всю кухню насквозь заполонил умопомрачительный запах томящейся в жару духовки курицы. Плотный, перцовый, с душком чеснока и базилика. Рот сразу наполнился голодной слюной, и она с вожделением приоткрыла дверцу духовки. Нет, не скоро еще. Минут двадцать точно потерпеть надо. Как оно все-таки приятно на вкус, это аппетитное ожидание! Она и не знала. Всегда относилась к еде как к долгу. Чтоб обязательно в холодильнике выстроились полным штандартом кастрюльки – одна с супом, другая с гарниром, третья с котлетами. А на нижней полке поднос с овощами для салата. Чтоб все было вымыто и почищено, только нарезать. Полный сбалансированный обед – дежурный и безликий. Зато была семейная жизнь! Не праздник, конечно, но у кого и где семейная жизнь выглядит праздником? Скорее долговым, но необходимым обязательством она выглядит. И если уж выбирать между праздником и долгом, то…

Додумать ставший для нее в последнее время привычным философский доморощенный постулат Марина не успела – дверной звонок тренькнул так скромно и коротко, что моментально сердце покатилось вниз. От испуга. Так деликатно звонил в дверь только Олег. Коротко нажимая на кнопку звонка два раза. Она прошла босиком через коридор – почему-то на цыпочках, – краем глаза отметив про себя, как напрягся на диване перед телевизором Илья. Нет, ничего такого особенного он не сделал, по-прежнему пялился в мельтешащий сине-белыми одеждами футболистов экран, но она все равно почувствовала – напрягся.